Мадам Жерар вплотную подошла к Элоизе, словно собралась изучить ее как редкий камень. Пока Элоиза обменивалась устрашенными и нерешительными взглядами с Жераром Жераром, мадам Жерар медленно прижала губы ко лбу Элоизы и поцеловала ее еще несколько раз.

Затем, гладя на Элоизу внимательно и критично, мадам Жерар сказала:

— В вас не осталось красоты. Ваша кожа никогда не была особенно приятной, но сейчас она как будто принадлежит женщине без возраста и без юности. Вас подхватили безымянные волны средних лет.

Элоиза тихо всхлипывала.

— Какой муж может испытывать любовь, видя эту кожу? — воззвала мадам Жерар ко всей комнате.

Установилась долгая тишина.

— Отвечайте на мой вопрос, — потребовала мадам Жерар у Элоизы. — Как художник вы обязаны ответить.

Элоиза села на диван рядом с Жераром Жераром и подняла стакан с бренди, оставленный там вчера.

— Какой мужчина увидит любовь или даже женщину в вашем лице? Ответ прост, моя дорогая Элоиза, такого мужчины нет. Вы больше не женщина. Да и художник ли вы? Это мы увидим, когда будет окончен портрет Малькольма. Соединено ли ваше художественное могущество с могуществом женским? Если да, то вы исчерпались, выдохлись, кончились навсегда.

— Мадам Жерар, — прокричала Элоиза с великим страданием, — вы должны уйти немедленно.

Гальванизированный выкриком Элоизы, Жерар Жерар подступил к жене.

— Не трогайте меня, вы оба, — предупредила мадам Жерар. — Я пройду к машине одна и сяду в нее без чьей-либо помощи. Этот дом я, разумеется, покидаю навсегда.

— Нет, нет, — возразила Элоиза, — вы не уйдете, пока не пообещаете вернуться в лучшие дни.

— Элоиза вдруг вспомнила, как мы оба богаты, — мадам Жерар обратилась к мужу. Она поправила шарф на горле.

Элоиза попыталась что-то сказать, но бренди недостаточно смочил ее гортань.

— Сколько стоит портрет? — затребовала мадам Жерар.

— Но он не окончен! И вы еще не видели, как я окончу его! — воскликнула Элоиза.

— Сколько он будет стоить, когда окончите? — поинтересовался Жерар Жерар.

Элоиза задумалась.

— Не будет ли чересчур попросить пять тысяч? — наконец осмелилась Элоиза.

— Пять тысяч? — сказала мадам Жерар, ударяя зонтиком об пол. — Пять тысяч — это не моя цена.

Жерар Жерар и Элоиза напряженно ждали ее дальнейших разъяснений.

— Значит, эта цена тебя не устраивает? — спросил Жерар Жерар у жены.

— Я повторяю, пять тысяч — это не та цена, которую я плачу за что бы то ни было, — провозгласила мадам Жерар. — Дай ей десять тысяч или ничего.

— Цена в десять тысяч устроит вас, моя дорогая Элоиза? — осведомился Жерар, глядя на художницу тепло и с симпатией.

— Десять тысяч, — Элоиза задохнулась от удивления, искреннего удивления.

Жерар Жерар уже вынимал чековую книжку.

— Но вы не видели портрет, — слабо проговорила Элоиза. — Что если он вам не понравится?

Тем временем Жерар Жерар с большой скоростью и росчерками выписал чек на договоренную сумму и вручил его художнице.

— Я никогда не платила пяти тысяч за то, что я хочу, — мадам Жерар предупредила всех в комнате.

Быстро хлопнув в ладоши, мадам Жерар объявила (возможно, для того, чтобы оборвать теплые взгляды между Жераром Жераром и Элоизой Брейс): «Мы уезжаем».

Быстро подойдя к Элоизе, мадам Жерар влажно поцеловала ее в губы и добавила:

— Несмотря ни на что, вы всегда будете мне дороги, Элоиза.

И мадам Жерар с Жераром Жераром покинули дом, не сказав больше ни слова.

— Я обогатилась! — кричала Элоиза Брейс. — Скажем так, меня уже не назовешь нищей.

Джером, Малькольм и Кермит (из-за суматохи последний все еще оставался в доме Брейсов): все трое подступили к ней, как праздничная делегация, хотя ее заявление было почти таким частным, как монолог, дай вид чека как будто отдалил ее от всякого человеческого общения.

— Десять тысяч монет! — стонала она.

Выделив Кермита, Элоиза Брейс склонилась низко и поцеловала его в голову.

— Вы на вершине карьеры, — хладнокровно заметил Кермит.

— Благодарю вас, — ответила Элоиза. Вся ее обида на коротышку пропала.

— Я — муж богатой дамы, — сказал Джером. Он стал очень бледен. Джером сел на невысокий деревянный стул, который кратко занимал Жерар Жерар в ожидании мадам Жерар.

— Почему ты так побелел? — спросила Элоиза мужа и повернулась взглянуть на лица Малькольма и Кермита, словно искала в них объяснения мужней бледности. Двое молодых людей предъявили розовые ровные лица; из этой пары Малькольм выказывал меньше эмоций. Деньги, в конечном счете, не значили для него ничего особенного, хотя в последнее время он сильно потратился: скажи Элоиза, что она получила миллион долларов, Малькольм был бы одинаково впечатлен или невпечатлен.

Но Джером знал, что такое деньги, поэтому Элоиза перевела все внимание на него.

— Джером, милый, ты должен объяснить это отношение и эту бледность.

— Правда, должен? — ответил он со странной зловещей горечью в голосе.

— Что на тебя нашло? — Элоиза умоляла. Малькольм увидел, как ее прежнее превосходство, которое он испытал в первую ночь в их доме, сменилось повиновением, почти паникой.

Никто не произнес ни слова. Малькольм начал есть яблоко-делишес: его чавканье заполнило тишину.

Элоиза сперва изучала чек Жерара Жерара, восторгалась подписью и достоинством, а затем подошла к бюро, сняла коробку фиолетового бархата и вложила чек внутрь.

— Я хочу, чтобы ты сказал, — Элоиза внезапно обратилась к Джерому, стоя к нему спиной.

— Что мне сказать? — отвечал Джером отчужденно, так отчужденно, как ей еще не приходилось слышать.

Чавканье Малькольма продолжалось.

— Последние два дня были такими наполненными, — проговорила Элоиза после долгой паузы.

— И закончились для одного из нас богатством, — прокомментировал Джером с упорной сварливостью.

— Для одного из нас? — выкрикнула Элоиза рассеянно и повернулась к мужу. — Что значит для одного?

— Ты слышала, что я сказал, для одного. Так и есть, — Джером повысил голос, а потом подскочил и, неожиданно обернувшись к Малькольму, выхватил у него яблоко чуть ли не изо рта и швырнул в камин.

— Ненавижу этих капиталистов Жераров, — воскликнул он.

Элоиза Брейс принялась заламывать руки, а Малькольм смотрел на все с открытым ртом. На его полувысунутом языке лежали непрожеванные куски яблока.