– Потому что втайне вам это нравится, – тут же нашлась Виктория. – Потому что никто больше не смеет так разговаривать с вами. Не волнуйтесь; новизна пропадет, и вы будете рады отправить меня восвояси, когда эта неделя пройдет.

Байрон ощутил укол, похожий на боль. Как будто он знал Викторию уже целую вечность, и три дня, что они провели вместе, затмили остальные менее значительные годы его жизни, а четыре предстоящих казались такими же короткими, как один-единственный вдох. Он нахмурился, обеспокоенный страхом, который ощутил при мысли об этом. С Викторией интересно общаться, но она такая же женщина, как и все остальные.

Что вызвало у него тревогу? Уж конечно, не их ночные игры. Он спал с лучшими шлюхами в христианском мире и, как бы ни была хороша Виктория в постели, мог со всей объективностью заявить, что она не обладает и половиной качеств большинства из них.

Он ни разу не видел ее поющей, играющей, декламирующей стихи или рисующей. Понятия не имел, знает ли она французский и насколько образована. Нет, она не воспользовалась ни одним из типично женских талантов, чтобы пленить его. И не выказала ни малейшего желания сделать это.

И все же она пленила его. Потому что не пыталась соблазнить при помощи искусственного флирта или произвести на него впечатление множеством своих талантов. Она была соблазнительна изнутри, и сама ее личность была так же интересна, как самые блестящие знания.

Виктория была личность. Это восхищало герцога, но не могло не тревожить. Женщины всегда служили ему развлечением и удовольствием, однако превыше всего для Байрона были дела.

Но вот он дружелюбно болтает с Викторией о своей работе и принимает ее помощь, вместо того чтобы отослать ее к себе, погладив по головке и пообещав заняться ею позже, и это представляется ему естественным.

Байрон осознал, что уже целую минуту не сводит глаз с Виктории, а она хмурится в ответ, едва заметная морщинка пролегла у нее между бровями. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

– Мне только что пришло в голову, что вы великолепно выглядите сегодня.

Озабоченность на ее лице сменилась сухой улыбкой.

– Если это пришло вам в голову только что, значит, я выгляжу отнюдь не великолепно.

Байрон выгнул бровь и, успокоившись, снова вошел в безопасную роль соблазнителя.

– Ваш шарм заключается в легком намеке, а не в явной чувственности. Нужен острый ум, чтобы понять, как сильно это волнует.

– А если этого не понять? – В голосе ее звучала насмешка, и он ответил ей в тон:

– Ничего хорошего ждать не приходится. Того, кто не поймет, замучают мрачные мысли, и вы будете преследовать его даже во сне. – Байрон шагнул к Виктории и поймал ее в ловушку, опершись руками о полки по обеим сторонам от нее.

Виктория хотела откинуться назад, но не стала – нижний край лестницы приподнял подол ее платья. Тогда она наклонила голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Значит, вам повезло, вы настолько хитроумны, что не дали соблазнить себя.

– Очень повезло, – согласился он, приближаясь к ней маленькими шажками, так что Виктории ничего не оставалось, как отклониться назад. К тому времени, когда он оказался совсем рядом, задняя часть ее кринолина, прижатая к лестнице, опустилась, а передняя поднялась, доходя ей почти до плеч, так что руки ее оказались в ловушке позади этого широкого круга. Виктория не протестовала, лишь молча смотрела на него. Несмотря на поднятые обручи и корсет, Байрон видел, как участилось ее дыхание, и тело его встрепенулось в ответ.

Он провел пальцем тонкую, изящную линию от ее лба до кончика носа и не отнимал пальца. Виктория попыталась протянуть руку, но мешал кринолин.

– Дурацкое устройство, – произнес Байрон, – но и от него есть польза, как я вижу.

Она подняла голову.

– Вам нравится видеть меня беспомощной?

– Несомненно. – Его рука скользнула на ее затылок и обхватила мягкие локоны. Виктория закрыла глаза и раскрыла в ожидании губы. Дивная темная теплота наполнила его, плотская и успокаивающая в своей узнаваемости. Но даже когда он наклонил голову, чтобы накрыть ее ждущий рот, что-то внутри у него взбунтовалось.

– Ах, ваша светлость, в жизни не видала ничего ужаснее! Вот уж не думала, что доживу до такого времени, когда Рейберн-Корт превратится в... Ах!

Байрон медленно отвернулся от вспыхнувшей Виктории к некстати появившейся домоправительнице.

– Да, миссис Пибоди?

Впервые за то время, что он знал ее, миссис Пибоди не могла найти слов.– Я... Ах, я... я понятия не имела... – заикаясь проговорила она. – Но дело не в этом, ваша светлость. Я пришла вам сказать, потому что и мысли не могла допустить, что кто-то другой сообщит вам об этом. – Она глубоко втянула воздух. – Деревня горит!

И снова Виктория оказалась запертой с герцогом в карете без окон. Но на этот раз экипаж катился по аллее. И только потому, что она вцепилась мертвой хваткой в ремни, ее не подбрасывало, когда колеса внезапно попадали на рытвину или в яму.

От сидевшего напротив нее Рейберна исходило угрюмое напряжение. До тех пор пока миссис Пибоди не сообщила эту ужасную весть, Виктория представить себе не могла, что от слуг герцога можно добиться точного исполнения приказа. Но в считанные доли минуты после того, как Рейберн выбежал из библиотеки и загрохотал вниз по лестнице, выкрикивая приказания, точно безумный, он был закутан в многослойную одежду и втиснулся в карету.

Подгоняемая страхом, Виктория вскарабкалась вслед за ним, сердце билось у нее в горле, а брошенное герцогом приказание «Закройте дверцу!» было первым и последним доказательством того, что он помнит о ней.

Очередной толчок швырнул Викторию к ремням, и карета резко остановилась. Виктория в страхе подумала, что сломалась ось, но в следующее мгновение двер-ца распахнулась и показалось лицо лакея, залитое солнечным светом.

– Приехали, ваша светлость, – сказал Эндрю, не обращая внимания на Викторию.

Рейберн очнулся и обмяк на подушках с выражением полного отчаяния.

– Я не могу, – процедил он сквозь зубы. – Идите, леди Виктория, а я буду делать все, что смогу, оставаясь здесь.

Виктория вышла из кареты и зажмурилась от солнечного света, едкого дыма и жара. Когда зрение прояснилось, оказалось, что она стоит на пустом дворе. Прямо перед ней оранжевые языки пламени прорвались сквозь соломенную крышу и взметнулись в небо.

«Значит, только один дом, а не вся деревня», – с облегчением подумала Виктория. Но за минуту пламя взметнулось выше, а ветер подхватил искры и осыпал ими соломенную крышу соседнего коттеджа.

Два паренька качали воду в ведра, пытаясь залить ад одной своей энергией, но результатом их усилий было лишь шипение пара. Другие ведра лежали, брошенные, у их ног.