Обычно фонограмма обходилась продюсеру рублей в десять – пятнадцать (это если считать вместе со стоимостью водки, которую по окончании записи он обычно вместе с музыкантом выпивал). А тут бюджет составлял несколько сотен рублей: больше зарплаты среднего служащего за целый месяц. Звукорежиссера Маклаков нанял лучшего в городе, а пить во время работы музыкантам запретил. Начали чуть ли не в десять утра и сперва писать пытались с дублями и коротенькими репетициями. Но после нескольких песен, видя, что не укладываются в график, махнули рукой. Местами на фонограмме «Госконцерта» слышно, что Аркаша путает текст, а музыканты лажают. Но времени переделывать все равно не оставалось.

Закончили за полночь. Быстро выпили, помогли музыкантам оттащить аппарат обратно в ресторан и разошлись по домам. А уже следующим утром для каждого из них началась совсем другая жизнь.

Миф оказался куда живучее правды: Аркадий Северный до сих пор считается всамделишным русским шансонье – повидавшим жизнь, отчаянным и бесшабашным. Никто не помнит, что на самом деле это была просто маска, которую скромному бухгалтеру предложили примерить за двадцать пять советских рублей.

Записанный альбом оказался не просто популярен – он стал чуть ли не самым громким альбомом за все время существования подпольной ленинградской культуры. И разумеется, он круто изменил жизнь всех, кто имел к нему отношение.

Компаньоны Маклаков и Фукс вскоре оставили прочие виды бизнеса и полностью сосредоточились на продюсерской деятельности. Именно эти двое виновны в том, что по-настоящему народной музыкой позднего СССР стали не эстрада и не попсовый рок-н-ролл, а именно блатняк.

Группа «Лесные братья» тоже предпочла ковать железо, пока горячо. Симпатии к рок-н-роллу были забыты как ошибки молодости: всю оставшуюся жизнь музыканты зарабатывали, лишь аккомпанируя шансонье. Сперва под псевдонимом «Четыре брата и лопата», потом как «Братья Жемчужные».

Но сильнее всего обрушившаяся слава треснула по самому Аркадию Северному. Все-таки ему было уже к сорока: вроде бы все в его жизни было раз и навсегда понятно, и вдруг столь резкий поворот. Так и не разобравшись с вопросом, как же жить дальше, Аркадий просто запил. Вернее, не «просто запил», а запил так, как пить не стоит: с самого утра, большими дозами, много-много месяцев подряд.

Впрочем, к концу 1970-х удивить деятелей ленинградской культуры склонностью к алкоголю было сложно.

Эпатажное пьянство считалось здесь чем-то вроде особого вида искусства: можно рисовать картины, можно писать стихи, а можно красиво убивать себя алкоголем.

Самый известный ленинградский поэт того времени Олег Григорьев прославился четверостишиями типа «Девочка красивая в кустах лежит нагой – другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой». И еще тем, что пил так, как человек пить вроде бы не в состоянии. Рассказывали, что однажды на Олега напали хулиганы, которые ножом перерезали ему горло. Окровавленный, еле живой, он побежал не в больницу, а к приятелям. Те, разумеется, пили, и, схватив стакан, Олег залпом его проглотил. Водка через разрезанное горло вылилась ему на грудь, но поэт умиротворенно выдохнул: «Жить буду».

Ничуть не меньше ленинградских поэтов пили художники из группы «митьки». Говорят, именно они первыми ввели моду залпом выпивать бутылку портвейна, перед тем как нажать на кнопку звонка и попасть в гости. Уставшая от бесконечных попоек жена хозяина открывала дверь и обыскивала визитера. Алкоголя с собой у него не было. Да и сам он вроде был ничего… вменяемый. Гостю разрешалось пройти. Он проходил, присаживался и на глазах изумленной публики тут же терял человеческий облик.

Но больше всех пили, конечно, первые ленинградские панки во главе с Андреем Пановым по кличке Свинья. Легендой он стал почти в те же годы, что и Аркадий Северный. Обо всем, что он делает, рассказывать было принято свистящим полушепотом: Свинья ходит по

Невскому проспекту в женском нижнем белье… Свинья прямо на квартирном концерте убил человека… Но самый известный сюжет был связан с фекалиями. Детали могли различаться, вкратце же суть такова.

Свинья шел по улице и захотел в туалет. А туалета поблизости не оказалось. Тогда он просто расстегнул брюки и сел на корточки. Прохожие отворачивались и краснели. Девушки замирали с круглыми глазами, а потом со всех ног бежали прочь.

К распоясавшемуся хулигану, играя желваками, подошел милиционер:

– Какаем? На улице? Непорядок! Будем оформлять статью за хулиганство.

Панк удивился:

– Вам не нравится, что я какаю? Так я уберу! – и с этими словами он сгреб фекалии в ладони и отнес в урну. А милиционер грохнулся в обморок.

Умер Свинья еще до того, как ему исполнилось сорок. Последние несколько лет он не трезвел вообще ни на мгновение. При этом родился он в милой, очень приличной еврейской семье и всю жизнь прожил с любимой мамой.

Отец будущего панка был ведущим танцором Кировского театра. Позже он возглавлял Бостонский балет в США. У нас в стране он известен куда меньше сына, хотя на Западе его ставят в один ряд с Нуреевым и Барышниковым.

Когда встал вопрос о получении образования, Андрей подал документы в Театральный институт. По закону платить стипендию сыну должен был родитель, проживающий за границей. Отец присылал Андрею по полторы тысячи рублей за раз. В СССР это были фантастические деньги. Не все видели столько за год.

Учиться в модном вузе… получать за это огромные бабки… чего еще надо? Панов проучился в Театральном институте всего три месяца, а потом забрал документы и создал первую панк-группу страны. Прикинув, как по-русски могло бы звучать «Sex Pistols», группу назвали «Автоматические Удовлетворители».

Типичным приемом Свиньи было выйти на сцену и тревожным голосом спросить в микрофон:

– Андреи? В зале есть Андреи?!

– Есть!

– Ну так держите хрен бодрее!

Во время выступления на одном из рок-фестивалей музыканты накрыли на сцене стол. Когда объявили их выход, они расселись вокруг и стали пить алкоголь. Публика решила, что это такой эффектный заезд, и сперва молчала. Потом, минут через двадцать, на сцену полетели стулья. Кто-то из музыкантов оторвался от стола и спел-таки пару куплетов.

Всего выступление продолжалось около двух часов. Группа за это время успела нарезаться до полусмерти. Выпито было много, а спето от силы полпесни. Сам Свинья считал это выступление лучшим в своей карьере.

Приблизительно по той же схеме строились в те годы и выступления Аркадия Северного. После появления альбома с «Братьями Жемчужными» Аркадия стали приглашать поиграть. Сперва просто посидеть с приятными людьми, потом выступить за деньги. Теперь, не вылезая из-за стола, он зарабатывал раз в восемь больше, чем прежде в своей лесозаготовительной конторе.