Вошел Беньямин, сел на свое обычное место.

— Доброе утро, — сказала Симоне.

Он вздохнул и подпер голову руками.

— Почему вы с папой все время врете?

— Мы не врем, — запротестовала она.

— Врете.

— Ты так думаешь?

Беньямин не ответил.

— Ты вспомнил, что я тебе сказала в такси…

— Я много чего вспомнил. — Беньямин повысил голос.

— Не кричи на меня.

— Забудь, пожалуйста, что я что-то говорил, — вздохнул Беньямин.

— Я не знаю, как у нас с папой будет дальше. Все не так просто. Ты, конечно, прав — мы обманываем сами себя, но это совсем не то, что врать.

— Вот ты это и сказала, — тихо заметил Беньямин.

— О чем ты еще думаешь?

— Меня маленького не фотографировали.

— Ну как же не фотографировали, — с улыбкой сказала Симоне.

— Когда я только родился.

— Ты же знаешь, что у меня был выкидыш до… в общем, мы были так рады, когда ты родился, что напрочь забыли про фотографии. Я точно помню, каким ты был, когда родился — твои сморщенные ушки и…

— Перестань! — крикнул Беньямин и ушел к себе.

Пришел Эрик, бросил таблетку треокомпа в стакан воды.

— Что с Беньямином? — спросил он.

Симоне прошептала:

— Не знаю.

Эрик пил лекарство, стоя над раковиной.

— Он думает, что мы все время врем, — сказала она.

— Всем подросткам так кажется.

Эрик тихо срыгнул.

— Я случайно сказала ему, что мы разводимся, — повинилась Симоне.

— Как ты можешь пороть такую чепуху? — жестко спросил Эрик.

— Я просто сказала, что думала.

— Но надо же было думать не только о себе.

— Это я думаю только о себе? Не я сплю с практикантками, не я…

— Замолчи! — закричал Эрик.

— Не я глотаю горы таблеток, чтобы…

— Ты ничего не знаешь!

— Я знаю, что ты принимаешь сильное обезболивающее.

— Какое тебе дело?

— У тебя что-нибудь болит, Эрик? Скажи…

— Я врач и думаю, что немного лучше разбираюсь…

— Ты меня не обманешь, — перебила Симоне.

— То есть? — рассмеялся он.

— Это зависимость, Эрик. Мы больше не спим друг с другом, потому что ты принимаешь гору сильных таблеток, которые…

— А может, я не хочу спать с тобой, — оборвал он. — Как мне этого хотеть, если ты вечно мною недовольна?

— Тогда разведемся.

— Отлично.

Симоне, не поднимая на мужа глаз, медленно вышла из кухни, чувствуя спазмы и боль в горле, чувствуя, как на глазах закипают слезы.

Беньямин закрылся в своей комнате и так громко включил музыку, что загудели стены и дверь. Симоне заперлась в ванной, выключила свет и расплакалась. Услышала, как Эрик крикнул из прихожей: «Ну тебя к черту!» — и как за ним хлопнула дверь.

Утро пятницы, одиннадцатое декабря

Еще не было семи, когда Йоне позвонила доктор Даниэлла Рикардс. Она сообщила, что, по ее мнению, Юсеф уже может выдержать недлинный допрос, хотя все еще находится в послеоперационной.

Садясь в машину, чтобы ехать в больницу, Йона ощутил тупую боль в локте. Вспомнил вчерашний вечер и как синий свет от полицейских мигалок метался по фасаду высотки возле Тантолунден, где жил Сораб Рамадани. Крупный мужчина с мальчишечьей стрижкой сплевывал кровь и неразборчиво бурчал про язык, когда его сажали на заднее сиденье полицейской машины. Ронни Альфредссона и его напарника, Петера Юска, обнаружили в подвале высотки. Нападавшие, угрожая ножом, заперли их там, после чего отогнали патрульную машину к соседнему дому и бросили на гостевой парковке.

Комиссар вернулся в дом, позвонил в квартиру Сораба и сообщил, что телохранителей Сораба повязали и что дверь взломают, если он не откроет немедленно.

Сораб впустил его, пригласил сесть на синий кожаный диван, предложил ромашкового чаю и извинился за своих приятелей.

Сораб оказался бледным парнем с волосами, стянутыми в хвост. Тревожно озираясь, он снова извинился за происшедшее, но объяснил, что в последнее время у него много проблем.

— Поэтому я и нашел себе телохранителей, — таинственно сообщил он.

— Что за проблемы? — спросил Йона и пригубил горячий чай.

— Кто-то следит за мной.

Сораб поднялся и выглянул на улицу.

— Кто? — спросил Йона.

Сораб, стоя к нему спиной, категорично заявил, что не хочет это обсуждать.

— Мне обязательно об этом рассказывать? — спросил он. — У меня же есть право хранить молчание?

— Есть, — согласился комиссар.

Сораб пожал плечами:

— Ну вот.

— Но вам было бы лучше поговорить со мной, — осторожно сказал Йона. — Может быть, я смогу помочь. Вы об этом не думали?

— Большое спасибо, — сказал Сораб окну.

— Это брат Эвелин? Который…

— Нет, — быстро перебил Сораб.

— Тот, кто здесь был, — не Юсеф Эк?

— Он ей не брат.

— А кто?

— Откуда я знаю. Но он не ее брат. Он кто-то другой.

После слов о том, что Юсеф — не брат Эвелин, Сораб снова занервничал, заговорил о футболе, о немецкой лиге и больше не ответил толком ни на один вопрос. Йона задумался: что же Юсеф сказал Сорабу, что он сделал, если так напугал его и заставил рассказать, где скрывается Эвелин?

Комиссар остановился перед неврологическим отделением, вылез из машины, прошел в широкие двери, поднялся на лифте на пятый этаж, миновал коридор, поздоровался с несущим вахту полицейским и вошел в палату Юсефа. Какая-то женщина поднялась со стула, стоящего у кровати, и представилась:

— Лисбет Карлен. Я сотрудник отдела соцобеспечения, буду оказывать Юсефу поддержку во время допроса.

— Прекрасно, — сказал Йона и пожал ей руку.

Лисбет посмотрела на комиссара взглядом, который он почему-то истолковал как проявление симпатии.

— Вы будете проводить допрос? — с интересом спросила она.

— Да. Простите, меня зовут Йона Линна, я из Государственной уголовной полиции, мы говорили по телефону.

В комнате через равные промежутки времени булькал дренаж Бюлау, насос, от которого трубка тянулась к пробитому легкому Юсефа. Дренаж обеспечивал давление, которое не могло поддерживаться естественным путем, — только так легкие мальчика могли функционировать во время лечения.