Гвент стоял у двери хижины и оглядывал пейзаж.

– У тебя здесь прекрасный дикий вид, – сказал он. – Думаю, мне лучше остаться в «Плазе» на пару дней, перед тем как уехать в Вашингтон. Здесь есть одна очень привлекательная девушка.

– О, ты имеешь в виду Манеллу, – сказал Ситон беспечно. – Да, она довольно красива. Она горничная, официантка или помощница в отеле.

– Она отличная реклама для гостей мужского пола, – сказал Гвент. – Многие знакомые мне мужчины платили бы сотни долларов в день за то, чтобы она их обслуживала!

– А ты? – весело спросил Ситон.

– Ну, вероятно, не сотни долларов в день, но около того! Её глаза прекраснее всех, что я видел раньше.

Ситон ничего не сказал.

– Ты же придёшь поужинать сегодня со мной, правда? – продолжил Гвент. – Ты можешь уделить мне часок или два своего времени?

– Нет, спасибо, – ответил Ситон. – Не сочти меня неблагодарной скотиной, но я не люблю отели и гостиничных завсегдатаев. Кроме того, мы окончили дело.

– К сожалению, нечего было оканчивать! – сказал Гвент. – Мне жаль, что ничем не могу помочь.

– Не жалей! Я сам всё проверну, когда настанет нужный момент. Я бы предпочёл официальное обещание великого Правительства слову человека неофициального, но если нет иного выхода, тогда придётся действовать в одиночку.

Гвент взглянул на него серьёзно и внимательно, стараясь произвести впечатление.

– Ситон, эти новейшие научные разработки – опасные инструменты! Если обращаться с ним неосторожно, они способны принести больше вреда, чем мы думаем. Будь настороже! Потому что однажды у нас будет сила уничтожить планету, на которой мы живём!

– Весьма вероятно! – отвечал Ситон легкомысленно. – Но это не будет напрасно! Идём, я прогуляюсь с тобой до половины пути вниз.

Он надел старую плетёную шляпу для защиты от палящего солнца, поскольку оно теперь стояло в зените, пока Гвент торжественно раскрывал белый купол зонтика, который в сложенном состоянии служил ему и тростью при ходьбе. Между этими двумя мужчинами можно было заметить величайший контраст: одетый по-монашески, негнущийся сенатор из Вашингтона и красивая, упругая фигура его грубо одетого компаньона; и Манелла, наблюдая, как они спускались с холма из угла изящного сада «Плазы», оценила их вид на собственный манер.

«Пфф! – сказала она сама себе, щёлкнув пальцами в воздухе. – Он так уродлив! Этот человек – такой высохший, жёлтый и старый! Но другой – он бог!»

И, снова прищёлкнула пальцами, она затем поцеловала их перед объектом её обожания, объектом, столь же бессовестным и равнодушным, как и любой бесчувственный идол, которому поклонялись слепые приверженцы.

Возвратившись в «Плазу», мистер Сэм Гвент попытался переговорить с Манеллой, но это оказалось непросто. Она не обслуживала гостей в столовой, и Гвент догадывался по какой причине. Её красота была слишком заметной и яркой, чтобы избежать внимания и восхищения мужчин, чьи неприкрытые намерения представлялись ей возмутительными и досаждали её работодателю. Поэтому её задвинули подальше, поручив работу на верхних этажах, так что девушка лишь мелькала вверх-вниз по лестнице да пробегала по разным коридорам и балконам. Тем не менее, когда настал вечер и стемнело, изнурительная жара всё ещё стояла даже в лоджии отеля, которую освежала игра фонтана; Гвент, прогуливаясь в саду, обнаружил её там, стоящей около миртовой изгороди, которая источала очень тяжёлый аромат, словно каждый листочек растирали невидимые пальцы. Она поняла глаза, увидела подходившего гостя и улыбнулась.

– С вашим другом всё хорошо? – поинтересовалась она.

– Лучше не бывает! – быстро ответил Гвент. – На самом деле я никогда не верил, что он болен!

Манелла по-особому вздёрнула головку, что было одной из её очаровательных привычек.

– Он не болен, – сказала она, – а лишь претворяется! Вот и всё! У него есть на это причина, и я думаю, что это любовь!

Гвент рассмеялся.

– Ничего подобного! Он последний в мире человек, кто станет переживать из-за любви!

Манелла посмотрела на него с неким превосходством.

– Ах, вероятно, вы не знаете! – И она выразительно взмахнула руками. – Несколько недель назад прелестная леди появлялась здесь, чтобы навестить его; она пробралась в хижину ночью, словно дух, – маленькая, удивительная женщина с золотыми волосами…

Гвент навострил уши и стоял весь внимание.

– Правда? Что вы говорите? «Маленькая удивительная женщина»? Звучит как выдумка!

– О да, она нашла его, и что-то подсказывает мне вот здесь, – она прижала руку к сердцу, – что он любит её, что бы ни говорил!

– Вы кажетесь очень наблюдательной девушкой, – сказал Гвент с улыбкой, – можно подумать, что вы и сами в него влюблены!

Она подняла свои огромные тёмные глаза и смело встретила его взгляд.

– Так и есть! И не вижу ничего постыдного в этом! Он красивый мужчина – любить его прекрасно!

Гвент был сражён наповал. Тут была замешана примитивная страсть и мстительность! Страсть, которая признавала собственное влечение без всяких увёрток. Глаза Манеллы всё ещё смотрели на него с каким-то детским доверием.

– Я счастлива любить его! Я хочу только служить ему. Он меня не любит – о нет! – он любит её! Но он также и ненавидит её! Ах! – И она слегка передёрнула плечами. – Нет любви без ненависти! И когда любишь и ненавидишь с равным биением сердца, то это и есть любовь до самой смерти! – Она резко осеклась, затем с простотой, не лишённой достоинства, она добавила: – Я, вероятно, слишком много болтаю? Но вы его друг, а я думаю, что он очень одинок там наверху!

Мистер сенатор Гвент стоял в замешательстве. Он не был готов к столкновению с романтической историей, тем не менее, здесь она была налицо. По своей натуре он был плохо приспособлен к романтике в любом виде, но чувствовал определённую долю сострадания к этой девушке, столь щедро одарённой физической красотой и сбитой с толку любовью к такому человеку, как Роджер Ситон, кто, согласно его же словам, не верил в любовь. И чудесной женщиной, о которой она говорила, могла быть только Моргана Роял. После краткой беседы с Ситоном его мысли кружились в каком-то вихре, и он желал побыть немного в спокойном месте, чтобы утихомирить их, дабы избежать ещё большей путаницы. Однако спокойствие трудно снискать в обществе этой женщины с прекрасными, страстными глазами, прямо глядевшими на него, и самой этой девушкой – горячей, воплощавшей исключительную физическую прелесть, обрамлённую, словно картина, в рамку из ароматного мирта под сумеречным фиолетовым небом, на котором сверкало несколько звёзд ярким сказочным блеском, столь часто встречающимся в Калифорнии. Он кашлянул, скрывая неловкость, прочистил горло, и это помогло ему заговорить.

– Я-я, что ж! Я едва ли соглашусь с тем, что он одинок, – наконец выдавил он. – Вероятно, вы не знаете, но он очень умный человек – изобретатель, великий мыслитель-модернист.