Сначала Арлинг представил имана. Учитель сидел на кромке бархана и глядел на догорающее солнце. Последние лучи умирающего светила окрасили его лицо и одежду в багряные тона, отчего казалось, что учитель с головы до ног был облит кровью. Его глаза были закрыты, а пальцы сплетены в знак иф. Можно было подумать, что он молился, но Регарди знал, что в сердце учителя зияла дыра, оставшаяся после того, как Нехебкай перестал быть его путеводной звездой. Он надеялся, что когда-нибудь эта дыра заполнится новой верой, которая придаст учителю силы победить в войне с Подобным. А пока вместо имана будет верить Арлинг. Верить, что у Тигра Санагора все будет хорошо.

Рядом с иманом спал Сейфуллах. Болезнь и тяготы пути измотали его куда меньше душевных переживаний. Лицо молодого Аджухама искажали волнения последних месяцев, порождая морщины, которые не разгладятся никогда. Сон Сейфуллаха был тревожным, а его пальцы крепко сжимали рукоять джамбии, но Арлинг был за него спокоен. Аджухам прошел свое Испытание Смертью и выдержал его достойно. Регарди отпустит его так же, как Сейфуллах освободил его от клятвы халруджи.

На взгорье Малого Исфахана глядел вдаль Великий Судья керхов, которого Арлинг когда-то знал под другим именем. Из учеников Школы Белого Петуха в живых остались только двое. Большинство были убиты Маргаджаном после взятия Балидета, Беркут погиб при загадочных обстоятельствах во дворце наместника, Ола, окончательно помутившегося разумом после Испытания Смертью, убил сам Арлинг в недрах Туманной Башни. Подчиняясь воле учителя, Сахар отправился к керхам и занял место Великого Судьи, получив возможность диктовать кочевникам свою волю, которая была отражением хитрого плана учителя. С его помощью иман хотел уговорить керхов нарушить клятву, данную Подобному много лет назад, и заставить их покинуть армию Маргаджана. Арлинг надеялся, что у Сахара все получится. Он будет верить и в него тоже.

Жаль, что серкеты забрали сверток, где лежал курагий, подаренный Сахаром ему на память. Регарди достал камень со дна кипящего котла и с тех пор хранил его в нагрудном кармане, надеясь изучить лучше, когда будет время. Сейчас у него появилось много времени, но не было курагия. Между тем, Арлинг был уверен, что осколок, который иман назвал окаменевшим растением, как-то влиял на солукрай, дремавший в его теле уже многие дни. Арлинг не знал, как разбудить то, во что не верил.

Украденного свертка было жаль не только из-за курагия. В нем хранилась прядь волос Альмас, которую она подарила ему на прощание. Когда Арлинг жил в Балидете, то мало знал о богатой наследнице семьи Пир, но после их встречи в Иштувэга, его отношение к ней изменилось. И не только потому, что гибель Жемчужины Мианэ превратила девушку из первой городской красавицы в бедную служанку дальних родственников. Жалость всегда была плохим чувством. Он не любил, когда ее испытывали к нему, и старался не оскорблять ею других людей. В Иштувэга Регарди встретил иную Альмас – сильную, ненавидящую, свободную. Он не смог взять ее с собой, но дал шанс, который, возможно, уже привел наследницу Пиров к гибели. Путешествие в Самрию через несколько пустынь в компании каторжника и вора могло закончиться, даже не начавшись. Вулкан поклялся ему, что проводит девушку до столицы и будет присматривать за ней позже, но Регарди не знал, чего стоило слово вора. И все же он надеялся, что Альмас Пир найдет свою дорогу к свету.

«Прежде чем заставить сердце остановиться, нужно его замедлить, – звучали в голове слова имана. – Сначала представь месяц. Молодой, хрупкий, робкий. Он несмело плывет над барханами, не зная о своей силе. Она появится позже и убьет его юность, превратив в тяжелое чудовище, истекающее собственным соком. Торжество плоти будет длиться недолго, но посеет семена безумия, которые дадут опасные всходы. Луна начнет умирать, исчезая под собственной тяжестью, пока не станет ветхим стеблем, скрюченным от старости и болезни и не имеющим ничего общего с юным месяцем. Он родится позже, и хотя его жизнь коротка, и в ней мало света, он – путь, который дает надежду».

Иман всегда говорил туманно, но со временем Арлинг научился его понимать. Не нужно вслушиваться в слова. Нужно лишь представить месяц. Увидеть слепыми глазами то, что когда-то было неприметным в его жизни. Как часто молодой Арлинг смотрел в ночное небо? До появления Магды – никогда. После встречи с ней его больше интересовали звезды, которые были так похожи на волшебную дочь Фадуны. Итак, как же выглядел молодой месяц?

Арлинг не мог его представить. Это было неприятным открытием. Почуяв тревогу человека, септоры беспокойно зашевелились, и ему пришлось задержать дыхание, чтобы они вновь улеглись по своим местам.

Интересно, чем питались змеи, и как давно их кормили?

Мысль была неожиданной и не относилась к небесному светилу, образ которого он усиленно пытался вызвать. Но она вдруг заняла все его воображение, которое охотно нарисовало ему, где находили еду септоры, закопанные под землей наедине с человеком. Смерть учеников, не прошедших Испытание, получила новое объяснение. Может, ему стоило попытаться убить змей до того, как они станут убивать его?

«Думай о проклятом месяце», – велел он себе, и чтобы успокоить сознание, принялся считать. Странно, что ему не удавалось достичь равновесия духа. Как-то он тайно проехал в крытом фургоне Маргаджана, зажатый между мешками маиса. Ему без труда удалось сохранять неподвижность и управлять жаждой несколько дней. Почему же не удавалось повторить этого сейчас? В Школе Белого Петуха и на службе у Сейфуллаха он тысячи раз погружался в созерцание внутреннего мира, как учил иман. Достичь такого состояния было трудно для новичков, но Регарди, овладев им, всегда с легкостью добивался желаемого. О каком временном умерщвлении могла идти речь сейчас, если у него не получалось даже достичь согласия между телом и разумом?

«Это старость», – решил он, и задумался о том, сколько ему лет. В Согдарии каждый день рождения наследника Канцлера отмечался пышным балом с фейерверком и богатыми дарами от многочисленных друзей и поклонников. Арлинг плохо их помнил, так как обычно напивался с утра и приходил в себя только через неделю. В Сикелии дни рождения не праздновались. Кучеяры отмечали года зарубками на палочках, которые дарились младенцу при появлении на свет. Такие палочки хранились всю жизнь, а после смерти складывались в урну с прахом умершего. Арлинг получил свою палочку уже в школе от имана, но выкинул, когда принял клятву халруджи.

Арлинг не заметил, как досчитал до десяти тысяч, но добился лишь того, что едва не заснул. Спать было нельзя. И он вернулся к воспоминаниям.

Регарди хотел представить Аршака и Цибеллу, керхов, которые помогли ему встретиться с Сахаром, но вместо них в голове хрипло засмеялся Маргаджан.

– Я ищу тебя, – сказал он, обдавая его крепким запахом табака.

– А я не прячусь, – ответил Арлинг, разрубая образ Даррена саблей. Худшие враги получались из лучших друзей. Маргаджан не стал уклоняться, а распался на песчинки, которые подхватил ветер и, покружив в небесах, сложил в барханы – высокие кручины, неподвластные времени. Такие холмы остались на месте Балидета, уничтоженного свирепой бурей. Песок похоронил под собой тысячи жизней, отобрав у Регарди то, чем он дорожил больше всего на свете.