— Н-да, — Баландин задумчиво почесал в затылке. — Повезло прибалтам. А вот россиянам я не завидую.

— Шимашевич вообще-то сказал: ничего россиянам не будет. В смысле тем, кто останется тут, а не тем, кто сдуру вернется. Кто вернется — тех, наверное, таки повяжут. Но как Россия дотянется до оставшихся в Антарктиде? Войска введет? Да фиг, ООН этого не допустит.

Капитан пел явно со слов Шимашевича.

— Скорее уж Америка не позволит, — фыркнул Баландин. — Что ООН? Пузатые бездельники-функционеры, не более.

— А Америке, я в новостях слышал, уже лихорадится. Губернатор Техаса заявил, что сама Америка может служить идеальным примером новоопределившейся страны, просто у нее стаж солидный набежал. И что он от лица своих избирателей поддерживает Свободную Антарктиду. Сейчас в Америке жуткая ругня идет по всем этажам: остальные штаты определяются, с кем они — с президентом или с Техасом. И я бы на президента не ставил. Дайте закурить.

Неожиданная смена капитаном темы повергла всех в глубокую задумчивость. Закурить Юре, конечно же, дали и огоньку поднесли. Но вот мысли упорно продолжали вертеться вокруг раскручивающихся на ледяном континенте событий.

— Короче, — продолжил Юра спустя примерно минуту, — к послезавтрашнему утру каждая яхта должна сообщить свое решение. Кстати, если согласимся — мы все теперь, вместе с «Анубисом», станем державным антарктическим флотом.

Баландин смешно хрюкнул и с иронией уточнил:

— Военным? Или рыболовным?

— Каким скажут, таким и станем, — невозмутимо отозвался Юра, стряхивая пепел за борт. — Кстати, Шимашевич еще заверил, что устроит вопрос с семьями всех остающихся яхтсменов, судей и обслуги.

— Гляжу, ты для себя уже все решил, капитан, — спросил угрюмый Женька. — Так?

— Так, — подтвердил Юра, вышвыривая окурок. — Я за то, чтобы остаться.

— Я тоже, — встрял Нафаня.

— Итого, уже половина голосов «за», — подытожил Баландин. — Знаете, лично я в Шимашевича верю. И могу рассказать почему. Вот прикиньте, мы в гонке в чем-нибудь нуждались? В жратве, там, вещах, судейских релизах? Правильно, не нуждались. И знаете почему? Потому что Шимашевич реально заботится обо всех, на ком стрижет бабки. Зуб даю, он и антарктов в обиду не даст. И потому я тоже за то, чтобы остаться.

— А мой голос превратился, в сущности, в формальность, — грустно заключил Женька.

— Ну, почему же, — не согласился Юра. — Ты можешь уехать. Но «Анубис», ты уж извини, останется здесь, раз большинство порешило податься в антаркты.

— Да понимаю… — все так же грустно кивнул Женька. — Можно я до утра хотя бы подумаю? Как-то… не готов я вот так, сразу. Да и жене я бы позвонил сперва.

— Тьфу, — Юра досадливо стукнул себе по лбу. — Об этом-то я и забыл. Все желающие посоветоваться с семьями могут в течение завтрашнего дня позвонить домой с «Кассандры». Мы по графику в полдень.

Женька малость повеселел, по крайней мере лицо его перестало быть таким напряженным.

— Эй, хохлы! — донеслось с соседней «Царицы». — Вы там что себе решили?

— Решаем как раз, — зычно проорал Баландин. — А вы?

— А что нам остается? — невесело ответил кто-то из волгоградцев, кажется, капитан, Леня Шпак. — Не в тюрягу же… Попробуем стать антарктами, раз не получилось стать людьми.

— Мы тоже остаемся! — крикнул Баландин. — Только Женька еще колеблется, а мы трое решились.

— Н-да. Были с вами земляками полжизни, потом развели нас политики эти долбаные, и они же, гляди, снова сводят. Гримасничает жизнь…

С «Анубиса» ответить не успели. На берегу как раз, еле видная в тумане, взвилась ракета.

— Десять минут до старта, — буркнул капитан. — Грот вира, потом отдать кормовой… Тянем на север, вдоль побережья. Новый табор будет у Новорусской.

Баландин послушно полез с транца в резинку — отдавать кормовой и извлекать из подтаявшего льда вбитый кол.

«Сколько нам еще так швартоваться, на кол во льду? — подумалось ему. — Хотя надо привыкать. Мы ж теперь вроде как антаркты…»

Ко второй ракете Баландин был уже на борту. Резинку решили не сдувать — пусть себе болтается в кильватере, все равно гонке конец, обычный переход. Из тумана смутно доносились глухие голоса яхтсменов, треск шкотовых лебедок, хлопанье парусов.

— Блин, — пожаловался Женька. — Чего это они нас своим ходом решили гнать? Побьемся же в таком тумане! Нет чтобы за катера уцепить — и караванчиком…

— Льды, наверное, мешать будут, — предположил Нафаня. — Вклинится какой-нибудь айсберг между двух яхт, и чего? С катера ни бельмеса ж не видно.

— Ну, да, — хмуро сказал Женька. — Катер Антарктиде дороже, чем какое-то там парусное корыто и пяток невольных эмигрантов…

— Не боись, прорвемся! — Капитан унывать не собирался. — С купола дует ровно, нам вдоль берега, значит, пойдем себе спокойненько в полветра. От льдин отпихиваться уже пробовали. Кстати, Женька, давай-ка ты как самый могучий на бак. Отпорник там?

— Там.

— Если что — кричи…

Баландин как раз закрепил резинку, спрятал швартовы, кол и лодочные весла под кокпит и выбрался наружу. Встал у люка и зябко повел плечами. «Анубис» косо шел прочь от берега — капитан боялся в прибрежной толчее кого-нибудь протаранить. Или наоборот — что «Анубиса» кто-нибудь протаранит.

Старт не прозевали только благодаря секундомеру — ракету видно уже не было, а слабый хлопок выстрела легко спутать с чем угодно — тюлень какой-нибудь местный безмозглый ластой по воде ляпнет или на «Кассандре» боцман уронит на палубу какую-нибудь железку… Проклятый туман искажал звуки до полной неузнаваемости.

— Поехали, — сказал капитан.

Баландин с Нафаней тут же подобрали паруса. «Анубис» заметно накренился — с купола дуло все-таки не слабо. Потом уселись по наветренному борту. Из тумана то и дело проступали контуры льдин.

— Левее! — подсказал с бака Женька.

Капитан послушно переложился.

— Еще!

Переложился еще. Остальные привычно, уже на полном автомате подрабатывали парусами.

Проскользнули впритирку с большим айсбергом, по склону которого, весело журча, стекал неслабый ручеек.

Так и шли, почти на ощупь, лавируя среди льдин.

Часа через два экс-антимагелланов чуть кондратий не хватил — тех, что сидели в кокпите.

За кормой шевелилась неприятно черная вода, вздымались небольшие бурунчики. Мерно билась пузом о волны буксируемая резиновая лодка. Кокпит на «Анубисе» был самосливной, так что от воды его отделяло от силы полметра.

И вдруг, с плеском и брызгами, в кокпит влетело нечто черное, продолговатое, словно торпеда. Уперлось в пластик под брандер-щитом и тяжело забарахталось. Мгновением позже между основанием руля и левым бакштагом из воды высунулась оскаленная усатая морда, покрытая мокрой пятнистой шерстью. Клацнула зубами, шлепнула ластой по транцу и тяжело сползла в воду.