Иные тщились показать на пальцах, что получается, когда теплые течения сталкиваются с холодными. На Антарктиду с ее ледяным щитом кивали все как на виновницу. Детально прослеженный путь Роберты ясно указывал, что тайфун обогнул Антарктиду по широкой дуге, не желая связываться со льдами и туманами. Тем не менее в юго-западном Китае тайфун сопровождался таким градом, что некий репортер «с места событий» утверждал, будто с неба падали айсберги. Врал, конечно: самая крупная из взвешенных градин не потянула и трех килограммов, далеко не превзойдя китайский же градовый рекорд столетней давности. Никто почему-то не задал репортеру вопрос: как же он сам умудрился остаться в живых?

Но слово «айсберг» было произнесено и прямо указывало на обледенелый шестой континент.

Каждое подобное заявление вызывало бурю негодования в кают-компании станции Новорусская. От эпитетов дрожали стены.

— Ладно, — возражали рассудительные, — а мы-то тут при чем? В огороде бузина, а в Киеве дядька…

На рассудительных шикали. Здравомыслие в свихнувшемся мире — штука опасная. Тут иной уровень логики.

К метеорологу Жбаночкину, выловившему из сети карту погоды над Тихим океаном и глубоко над нею задумавшемуся, заглянул Игорь Непрухин:

— Что нового на небеси?

— Да вот тут, кажется, зарождается еще один тайфун. Почти там же, где Роберта.

— Сильный?

— А черт его знает. Через денек-другой увидим. Дверь закрой — дует.

Непрухин помялся.

— Слышь, а как будет уменьшительная форма от имени Роберта, а?

— Тебе на что?

— Так просто размышляю. Если уменьшительное от Роберта — Боб, то от Роберты — Бобина?

— Исчезни.

— Странное имя. Я давно говорил, что эти американцы…

— Кто-нибудь! Дайте ему в ухо!

— Нет, ну правда…

— Уменьшительное — Бобби, понял? А теперь вон отсюда! Уничтожу!

Раскорячкой двигаясь по мокрому льду, Непрухин жаловался туману:

— Нет, все-таки они уроды. Женщину — собачьей кличкой… Бобби в гостях у Барбосси…

Аркадий Степанович Типунов страдал в медпункте от приступов головокружения и ноющих болей в загипсованной руке. Но еще больше он страдал от невозможности что-либо изменить в творящемся вокруг беспределе.

Поздно. Ушел момент — теперь ищи-свищи его. Момент, ау!..

Нету. Прошляпил. Выпустил из рук рычаги управления. И кто там, на Большой земле примет во внимание уважительную причину — перелом какого-то мосла, пусть даже открытый? Кому в контексте мировой геополитики интересен сломанный мосол, да еще чужой?

— Можно к вам, Аркадий Степанович? — возник на пороге Непрухин. С мокрой каэшки капало на пол.

— Ты уже вошел, — мрачно констатировал начальник станции. Бывший начальник.

Непрухин помялся.

— Вот… пришел узнать, как ваше здоровье.

— А тебе зачем?

— Да так. По-человечески…

Типунова передернуло.

— А как, по-твоему, я должен себя чувствовать?!!

— Либо как козел отпущения, либо как наш лидер. — У Непрухина был заготовлен ответ.

— Какой еще лидер! — взорвался Типунов. — Лидер! Козел я. Отпущения. А вы вот все — просто козлы! Магадана не видели? Так увидите!

— Там посмотрим, — загадочно улыбнулся Непрухин. — Да и что такое Магадан для антаркта? Климатический курорт, только и всего.

— Антаркты! — с презрением выговорил Типунов. — Тьфу, слышать противно. Да вас к ногтю возьмут в пять секунд!.. Да вас в бараний рог…

— Как?

— Что — как?

— Я спрашиваю: как нас скрутят в бараний рог? Технически.

— Найдут как! Пришлют кого-нибудь и повяжут.

Непрухин просиял и со значением поднял вверх палец.

— О! В точку. Вчера по всем каналам передали: к нам вылетел «Ил-76» с судебным приставом на борту. Вязать нас, значит. А есть ли на борту кто-нибудь еще, кроме пристава, — о том молчок.

— Ну а если есть?.. Стой, повтори! Вчера, говоришь, вылетел?

— Вчера передали, а вылетел позавчера. Сидит, наверное, во Владике или в Токио, погоды ждет.

— Дождется ведь! Эта самая Роберта пошумит и успокоится.

— Знамо дело, успокоится, — беззаботно кивнул Непрухин. — Прилетят — примем.

С минуту Типунов немигающе смотрел на олуха царя небесного и думал, не ослышался ли он.

— Ты что, правда дурак?

— Вам виднее, — сдерзил Непрухин. — Если дурак, то это вы дурака зимовать оставили.

— Я за все отвечу! За все и за всех, понял? И за тебя в том числе!

— Значит, решили лететь?

— Идиот! Кто ж тебя спросит-то? Под белы рученьки — и домой, в ближайший СИЗО! ТАМ за нас за всех уже решили!

— Да? — Непрухин казался озадаченным. — А мне вот почему-то кажется, что за себя я буду решать сам. И Жбаночкину то же самое кажется, и Полосюку, и Нематодо, и Сусекову…

— Ну-ну! Посмотрим!

— А что так зловеще-то? Допустим, «семьдесят шестой» умудрится сесть. Допустим, на борту есть группа захвата. Ну и?.. На крайний случай снесем вездеходом стойку шасси и пополним население Антарктиды за счет опергруппы.

— Запрут вас по помещениям и вызовут второй самолет! Или судно.

— Оно, конечно, могут, — согласился Непрухин. — Да только без нас им на Новорусской до следующей оказии не выжить, так что как запрут, так и выпустят. Дизелистов, завхоза, повара выпустят в первую очередь, а там и до остальных дело дойдет. Аркадий Степанович! — Непрухин умоляюще прижал руки к груди. — Да задумайтесь вы хоть на минуту! Полезная же привычка думать, ей-ей! Народ к вам всей душой, а вы в кусты! Мы же антаркты, понимаете? И все эти опера через пять дней станут антарктами, зуб даю.

— Чушь собачья!

— А вот увидите. В смысле, увидите, если нас действительно прилетят брать. Лично я думаю, что никакой группы захвата на борту нет.

— Это еще почему?

— Да так. Просто мнение.

Типунов издал звук, средний между стоном и рычанием.

— Ну не знаю, кто из вас как, а я не антаркт. У меня мозги хоть и с сотрясением, но зато на месте.

— Точно?

— Уверен.

— Жаль, — вздохнул Непрухин. — То есть жаль, что вы не антаркт. Потом пожалеете, да поздно будет… А может, еще передумаете? Время есть.

— Уйди!.. Нет, стой! Расскажи, что у нас нового?

— У нас? — возликовал Непрухин.

— Сволочи! У вас! Что нового у вас на вашей — теперь вашей! — станции, ну и вообще…