– Так я и думал. Какие места! Люди поедут туда ради одних пейзажей. Прибавьте погреб, теннисный корт, первоклассный джаз, изысканную кухню, два зала – на террасе и в обитой панелями столовой, для разной погоды. Машины потянет как магнитом.

– Столовая обита панелями?

– Еще нет. Как ее обобьешь без денег? Тут нужен капитал.

– Конечно. Капитал – это главное.

– Закрыв глаза, – продолжал Галли, – я все это вижу. Сворачиваешь с шоссе, попадаешь в сказочный сад, усеянный цветными фонариками.

– С фонтаном.

– Естественно, с фонтаном.

– В разноцветных лучах.

– Вот именно. Приятно слышать, как вы все схватываете. Я знал, что вам понравится.

– Как же! На чем мы остановились?

– На лучах. Справа – сад, полный самых разных цветов. Слева, за таинственными стволами, мерцает серебро.

– Почему?

– Там пруд.

– И пруд есть?

– Будет. Какой пруд без капитала?

Типтон задумался:

– Я бы сделал искусственные волны.

– Блестящая мысль. Запиши, Генри. Теперь – терраса.

– Это где зал?

– В хорошую погоду.

– Вот что, – заволновался Типтон, – увьем ее розами.

– Увьем.

– Ту т нужно это… Ну, сверху… как его?

– Зонтик? – предположил Генри.

– Генри! – с упреком сказал Галли. – Зонтик – и розы! Я тебе удивляюсь. Типпи ищет слово «пергола».

– Она самая. Увьем ее розами, а джаз поместим за густой жимолостью. Красота! Сколько с человека за обед?

– Шиллингов восемь.

– Лучше десять. Они и не заметят. Смотри-ка, двести обедов по десять монет – чистых сто фунтов. А если прикинуть, что так все лето, три месяца… И напитки. Вот где главная выручка! Коктейли – на столиках, у фонтана.

– И у пруда.

– Генри! – вскричал Типтон, прохаживаясь взад и вперед. – Это золотая жила!

– Верно, Типпи.

– Повалят отовсюду! Придется нанять полицейских. Да ты оглянуться не успеешь, как станешь миллионером.

– Вот и я ему говорю, – поддержал Галли. – Одно тут нужно – капитал.

– Именно!

– Тысячи три.

– Кладите четыре.

– Или пять.

– Да, может, и пять. Круглое такое число. Галли положил руку Типтону на плечо.

– Вы дадите пять тысяч? – нежно спросил он.

– Я? – удивился Типтон. – Я ничего не дам. Я не могу потерять деньги! Да вы их достанете, чего там. Поспрашивайте. Ну, я пошел. Мы с Вероникой собирались покататься на лодке.

Быть может, он знал, что оставляет разбитые сердца; быть может, не знал. Он думал о себе.

Галли посмотрел на Генри, Генри – на Галли. Какое-то время они не могли говорить. Мысли их были слишком глубоки для слов.

– Что ж, бывает, – сказал наконец высокородный Галахад. – Есть люди, которые просто не могут вынуть чековую книжку. Приходится это принимать мрачно и твердо. Вернемся к Кларенсу. Чего бы я ни отдал, чтобы узнать, кто стащил ожерелье! Если не Гермиона, счастье еще возможно. А, вот и она!

Генри подскочил, словно червяк на крючке.

– Что? Где? – Он кинул лихорадочный взгляд на двери и увидел, что дурная весть верна. Леди Гермиона в сопровождении лорда Эмсворта выходила из гостиной. – Галли, я бегу.

Галахад кивнул:

– Да, предоставь все мне. Я бы на твоем месте поговорил с Пру, она шла в розовый сад. Я приду попозже. – И он обернулся к родственникам. Монокль сверкал решимостью, сам он дышал твердостью и отвагой, словно боксер в весе пера, поджидающий чемпиона.

Когда сестра подошла поближе, он увидел, что она не победна, а мрачна.

«Держи хвост!» – сказал он сердцу, и сердце отвечало: «А то!»

К нашему счастью, в знатных домах Англии редко бывает, что два человека выпивают горькую чашу в один и тот же день. Но это случилось. Вспомним полковника Уэджа; а теперь посмотрим на леди Гермиону. Чем больше она размышляла, тем больше соглашалась с тем, что брат ее Галахад оказался прав. Гордые женщины этого не любят. Выхода она не видела.

Ультиматум Фредди казался ей гласом судьбы. Она уже поняла, что с Типтоном шутки плохи. Откроет обман – разорвет помолвку, это ясно. Да, какой-нибудь жених появится, но не этот. Такие мысли разъели вконец ее железную волю.

Галли был из тех, кто верит в быстроту и натиск. Времени он не терял.

– Ну? – сказал он.

Леди Гермиона задрожала, но не ответила.

– Передумала? – не отстал он.

– Галахад, – попыталась она, – ты же не хочешь, чтобы твоя племянница вышла за нищего?

– Он не нищий. Он будущий миллионер, если Кларенс вложит немного денег.

– А? – откликнулся лорд Эмсворт.

– Кларенс, – сказал Галли, – хочешь разбогатеть?

– Я и так богатый, – сказал девятый граф.

– Тогда представь себе, – продолжал его брат, – сельский сказочный пейзаж, а в пейзаже приветливую гостиницу. Там и сям люди пьют разноцветные напитки. На террасе едят – прямо под розами. Фонарики. Фонтан. Пруд – заметь, он всегда волнуется. Ну как?

Лорд Эмсворт сказал, что это очень приятно, и Галли его похвалил за точное слово.

– А что для этого нужно? – спросил он. – Пять тысяч.

– Э?

– Ты не веришь? Правда! Такая малость! А если ты откажешь, подумай сам: я не отдам ожерелье, Плимсол разорвет помолвку, Агги разведется с Фредди…

– Э?!

– …и бедный Фредди проведет остаток дней в Бландингском замке.

– Ой!

– А как иначе? Раненая птица в родном гнезде. Что ж, будете вдвоем коротать старость.

– Сейчас все дам, – сказал граф. – Пойду и выпишу. На чье имя?

– Генри Листер. Ларингит, ипекакуана, салицилка…

Но лорда Эмсворта уже не было. Галли снял шляпу и ею обмахнулся.

Сестра его Гермиона тоже что-то испытывала. Глаза ее вылезли, щеки полиловели.

– Дай мне это ожерелье, – сказала она. – Будь так добр.

– У меня его нету, – отвечал Галахад.

– Что!

– Прости, не виноват. Понимаешь, я его положил в очень надежное место, во фляжку Плимсола. Он вчера мне дал…

Страшный крик прорезал тишину сада. Леди Гермиона походила на кухарку, которая увидела таракана, а последний порошок израсходовала еще вчера.