— Королева Англии, видимо, не забыла, чему учила ее мать.

Упоминание об Изабелле отрезвило Фердинанда, затем он отогнал от себя это воспоминание, сказав себе, что Изабелла, не покладая рук, радела о благе Испании. Она наверняка осознала бы значение Наварры и поняла бы, что не так важны средства, с помощью которых ее получили, поскольку все удалось завершить с минимальным для Испании кровопролитием и расходами.

— Я посылаю моему зятю депеши, Ваше Преосвященство. Вот они. Просмотрите их и дайте свою оценку!

Хименес взял предложенные документы.

В них Фердинанд разъяснял Генриху, что из-за слабой подготовки армии Дорсета было невозможно овладеть Гиенью. Это не намек на то, что Дорсет истинный англичанин. Он полагает, что при соответствующей подготовке и оснащении из английских солдат получатся довольно приличные солдаты; может быть, тогда они не будут так проигрывать в сравнении с европейскими солдатами. В настоящее время он не может просить Генриха прислать еще людей в Испанию, даже если он их возглавит. Он был вынужден заключить шестимесячное перемирие с Людовиком, поскольку опасался, что если этого не сделает, то французы могут подумать — принимая во внимание то печальное зрелище, какое представляют собой английские войска в действии, чему они недавно были свидетелями,— что было бы глупо не начать вторжение в Англию, где их могла ожидать легкая победа, поскольку они видели образцы английской доблести и отваги в бою. Фердинанд весьма сожалеет, что англичане не смогли добиться своей цели — овладеть Гиенью — и, если его дорогой зять все еще желает, чтобы эта провинция была завоевана для Англии, он, Фердинанд, по истечении шестимесячного перемирия, завладеет ею для Англии. Ему в помощь потребуется десять тысяч немецких наемников, поскольку, как легко может понять его дорогой зять, он не может просить английских солдат, принимая во внимание их недавние проделки. Наемники будут стоить очень дорого, но ведь его зятю не хватает не денег, а доблестных солдат и мужества в бою. Фердинанд ожидает известий через своего посла дона Луиса Кароса, а более важных и личных — через свою возлюбленную дочь, которая также является супругой дорогого и уважаемого сына, короля Англии.

Прочтя этот документ, Хименес поднял глаза.

— Это скорее послужит раздражающим, а не успокаивающим средством для вашего дорогого зятя, к которому вы так привязаны,— сказал он.

— Именно этого я и хочу,— ответил Фердинанд.— Разве вы не понимаете, что этот молодой фат придет в такую ярость, что немедленно захочет развязать войну с Людовиком. Именно это нам и нужно, чтобы отвлечь Людовика, пока мы будем отдыхать от сражений и наслаждаться плодами нашей победы.

Хименес подумал о дочери Фердинанда. Он почти не помнил, как она выглядит, так как прошло столько лет с тех пор, как он ее видел. Ее мать нежно любила ее, даже слишком нежно, как он часто говорил, так как ее привязанность к семье часто мешала ей выполнять свой долг перед Богом.

Все же ему было жаль дочь Изабеллы. Она представлялась ему, как беспомощный барьер между юношеским безрассудством ее супруга и жестоким честолюбием ее отца.

Как он мог быть недоволен, если все, что делал Фердинанд, было во славу Испании? Это последнее завоевание без сомнения принесло стране славу.

Хименес передал бумаги обратно Фердинанду. Он должен их одобрить; но как он тосковал по мирной атмосфере Алкалы, по этой комнате, где они вместе с учеными работали над многоязычной библией.

Он тогда понял, что был бы счастливее, если бы вел свою затворническую жизнь вдали от власти и амбиций.

Счастливее! — упрекнул он себя. Мы приходим на эту землю не для того, чтобы быть счастливыми!

Довольно улыбаясь, Фердинанд опечатал свои документы, забыв при этом о подступающей старости, одолевших его тело болях, о постоянной необходимости пользоваться мазями и возбуждающими средствами, чтобы как-то добиться видимости юности.

Он не мог побеждать в битвах, но мог перехитрить своих врагов даже более ловко, чем в дни своей юности. Опыт дорогого стоит; бывают минуты, как эта, когда он ценил его еще больше и не променял бы на мужскую силу своего юного зятя в Англии.

* * *

Катарина сидела перед зеркалом и ее женщины укладывали ей волосы. На нее смотрело ее отражение в зеркале и совсем ее не разочаровывало. Генрих так восхищался ее волосами; он просил ее распускать их на ночь, отчего они становились спутанными. Но часто, в виде компромисса, она носила их заплетенными в две тяжелые косы.

Генрих вновь стал пылким любовником. Он и она были полны надежды; он приказал, чтобы в следующий раз при первых признаках беременности она была особенно осторожной. Ему стало ясно, что его преследует злой рок. Взять, например, кампанию в Испании. Их неспособность произвести ребенка, который бы смог выжить, просто еще один пример их невезения.

Катарина улыбнулась. Если бы только у меня был ребенок, сын, подумала она, я была бы совершенно счастлива.

— Мария,— сказала она своей фрейлине Марии де Салинас,— у тебя сегодня счастливый вид. В чем причина?

Мария смутилась.

— У меня, Ваше Величество? Но я не знала...

— У тебя довольный и удовлетворенный вид, как будто произошло что-то, чего ты страстно желала. Это имеет отношение к милорду Виллоубай?

— Он собирается просить моей руки, Ваше Величество.

— Ах, Мария, раз от этого у тебя такой счастливый вид, то разве могу я ответить иначе, чем да?

Мария упала на колени и поцеловала Катарине руку. Когда она подняла свое лицо, в глазах у нее стояли слезы.

— Но ты плачешь,— сказала Катарина,— а я думала, что ты счастлива.

— Это означает, что я больше не смогу оставаться на службе Вашего Величества.

— Он захочет покинуть двор и увезти тебя в имение?

— Это так, Ваше Величество.

— Что ж, Мария, мы должны с этим смириться.— А сама подумала: «Как я буду по ней скучать! Из всех девушек, что приехали со мной из Испании, Мария была лучше всех и самая преданная. Это ей я могла доверять, как никому другому. А теперь она уедет».

— Мне самой хочется плакать. И все же, это, должно быть, счастливое событие, ведь ты любишь этого человека, Мария?

Мария кивнула.

— И это хорошая партия. Знаю, король тоже охотно даст свое согласие, так что нам не о чем печалиться, Мария. Ведь лорд Виллоубай не увозит тебя в чужую страну. Наступит время, когда вы станете появляться при дворе, и тогда бы будем вместе.

Мария утерла глаза платком, а Катарина, глядя в зеркало, видела свое отражение после бесконечно печального прощания с матерью, свой приезд в Англию в сопровождении дуэньи доны Эльвиры Мануэль, которая оказалась вероломной, и своих фрейлин, выбранных за свою красоту. Даже среди этой группы прелестниц Мария была самой красивой. Теперь они все разъехались кто куда, большинство вышло замуж... Инес де Венегас — за лорда Маунджоя, а Франческа де Карсерес — за банкира Гримальди и весьма неподобающим образом.