Мне рассказывали, как немецкие протестанты, побывав в России и посетив православное богослужение, были потрясены: «У вас Церковь живая!» Мы-то этого не замечаем, так же как и они не замечали, что у них вместо церкви откровенная мертвечина, но стоило сравнить, и всё стало понятно.

А отцам Запада это всегда было понятно. Они потому так легко ставят свои конфессии в самый центр государственной жизни, что это всего лишь набитое ватой чучело христианства — и традиции соблюдены, и опасности для безбожников ни какой. Живого христианства они у себя не потерпели бы не только в центре государства, но даже и на периферии общества.

Так же и Русская Церковь, если её убить и сделать из неё чучело, вполне может быть объявлена хоть господствующей, хоть государственной. Смесь морализаторства с благотворительностью для безбожного мира не опасна. При этом мир, как черт ладана, боится Церкви, в которой есть Христос.

А что касается несовременности, архаичности государственной опоры на Церковь, то этот либеральный миф развенчивает сам же либеральный Запад. Когда Церковь и государство образуют органичное единство, это не средние века, это одна из действующих политических моделей XXI века. Так что и православным лучше воздержаться от грустных сентенций: «Мы при всем желании не можем вернуться в средневековье». Как будто в средние века Бог существовал, а сейчас Его уже нет.

Католицизм давно сгнил

Решил посмотреть фильм «Музеи Ватикана», а в титрах увидел, что текст для фильма написали монахини-траппистки. Ну, думаю, совсем интересно — фильм не просто искусствоведческий, а католический. И вот монахини ведут нас по ватиканским покоям, показывают великолепные скульптуры, среди которых множество голых мужиков. Красавцы такие мраморные, выглядят, как живые. В самый раз занятие для монахинь — про голых мужиков рассказывать. Мне нет ни какой радости надзирать за моральным обликом католических монахинь, но вот что интересно: они явно не считают, что это занятие наносит ущерб их репутации, иначе бы не согласились сопровождать людей в этом эротическом путешествии. Когда католики стали такими? А когда они были другими?

Эту великолепную коллекцию античного мрамора подарил Ватикану папа Юлий II, управлявший Римской Церковью в XVI веке. Так вот папа Юлий был патентованным гомосеком, ни от кого не скрывавшим своей нетрадиционной ориентации. Это не помешало конклаву кардиналов выбрать его главой церкви. То есть дело не в личной греховности этого папы, дело в том, что высшая католическая иерархия не видела ни чего зазорного в том, чтобы поставить во главе церкви содомита. Это характеризует уже не одного человека, а всю их церковь.

Монахини рассказывают о том, какой вклад внес в украшение Ватикана папа Александр VI Борджиа, предшественник Юлия II. Папа Борджиа был диким и разнузданным развратником, он устраивал в Ватикане такие оргии, каких и Нерон постеснялся бы. Можно предположить, что развратность Борджиа несколько преувеличена, но один факт остается бесспорным: он открыто жил с женщиной, наплодил с ней кучу детей и всем дал свою фамилию, то есть признал их своими. Мало того, что его разврат был демонстративным, он ещё утверждал за собой право на разврат, ведь дав детям свою фамилию он открыто признался в нарушении обета безбрачия, что не помешало кардиналам избрать его папой.

А ведь тогда нравы были ещё довольно строгими, что же говорить про наше время? В наше время римский папа говорит про гомосеков: «Кто я такой, чтобы судить людей, которые идут к Богу своими путями?» То есть папа фактически признал смертный грех одним из путей, ведущих к Богу. Удивляться ли этому, зная, какие у него были предшественники?

Так вот, что касается обнаженки, которой ещё в XVI веке наполнили ватиканский дворец. Я не ханжа и не люблю дешевого морализаторства, но всему своё место. Аполлонам и Венерам место в национальном музее, а ни как не в резиденции главы церкви. Здесь воспевание плоти выглядит, мягко говоря, не вполне уместно. Здесь, казалось бы, всё должно наводить на мысль о душе, а если тебе тычут в нас мраморными гинеталиями, да ещё и делают это монахини, так ведь поневоле сделаешь вывод: эти люди служат плоти, а не духу. Не говоря уже о том, что в резиденции главы христианской церкви выставлены изображения языческих богов. Может быть, римские папы давно уже молятся Аполлонам и Венерам, с изображениями которых не хотят расстаться?

Даже само название центра католической церкви, если задуматься, должно шокировать. Ватикан — языческий бог, по имени которого был назван один из холмов Рима, на котором позднее построили папский дворец. То есть резиденция главы католической церкви названа именем языческого бога. Представьте себе, что резиденцию нашего патриарха угораздило бы построить на месте капища Перуна, и сейчас центр русского православия официально назывался бы «Перун». Православного человека шокировала бы даже мысль об этом, а вот католиков нечто аналогичное ни сколько не шокирует.

Когда сейчас задают вопросы о вероятности объединения Католической и Православной Церкви, явно не понимают, о чём говорят. Там просто не с кем и не с чем объединяться. Католицизм начал гнить уже на исходе средневековья, к нашему времени он сгнил окончательно, а самое страшное в том, что католики уже не чувствуют этого запаха гнили.

Обет стяжания

Православных священников иногда обвиняют в жадности, в том, что они только о деньгах и думают. Эти обвинения, мягко говоря, не отражают реальности. Легендарные «попы на мерседесах» — явление в нашей Церкви исключительное и не дающее повода говорить о поповских богатствах. Это всё равно что из наличия в России миллиардеров делать вывод о том, что все граждане России — богачи. Конечно, в семье не без урода, но смотреть надо не на отклонения от правил, а на сами правила. В Православной Церкви стяжательство считается смертным грехом, а ведь далеко не во всех христианских конфессиях так. У протестантов, например, совсем другой подход к этому вопросу.

С точки зрения протестантского вероучения, богатство человека является признаком его праведности. Протестанты считают: чем больше денег заработал человек, тем больше он угодил Богу. Своими ушами слышал, как пастор проповедовал: «Хочет ли Бог, чтобы мы были богаты? Да, хочет. На всякое доброе дело». Насчет «добрых дел» — классическое оправдание всех стяжателей. Дескать, нам бы денег побольше, чтобы о бедных заботиться. Потом слышу, как в одной из протестантских сект Вологды помощник пастора поучает своих духовных чад: «Наш пастор живёт праведно, поэтому Бог даровал ему благосостояние».

Этот пастор