Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэти заметила, что он, когда нечего сказать, сидит абсолютно неподвижно.
– Мы, знаете ли, не все здесь сошли с ума, – сказала она. На это он тоже ничего не ответил. – Простите.
Он осторожно прокашлялся:
– Вы ведь можете вернуться домой, разве нет?
– О нет. Не могу. – Она прямо-таки ощущала, как он боится спросить – почему. – Просто потому, что тогда у меня в жизни ничего уже не исправить.
Американец молчал, и слышать это молчание было почти невыносимо. Пришлось заполнить паузу:
– Знаете, это не так уж необычно, не так уж странно, не такое уж неслыханное дело – находиться в трагической ситуации, но знать, что жизнь-то продолжается. Вы только посмотрите вокруг! Солнце по-прежнему всходит и заходит. Каждый день освобождает в сердце немного места – как же это слово… любовь не ослабевает, она неумолимо шевелится, толкается и пинается внутри, как дитя. Ну всё, ладно! С меня хватит! – «Что ж я за дура-то!» – чуть не вырвался крик из груди.
Заходящее солнце снизилось из-под облаков и так ударило им в глаза лучами, что внезапно весь городок залило пульсирующим алым светом. Американец никак не высказался по поводу её слов. Он спросил:
– А что произойдёт, когда всё это, гм… выяснится окончательно?
– Ну вот, поздравляю, вы подобрали нужное слово.
– Простите?
– Вы хотите сказать, если Тимоти умер?
– Если, ну… да. Простите.
– Мы не знаем, что с ним случилось. Он сел в автобус до Малайбалая, и мы всё ещё ждём его домой. У него был болезненный вид, он пообещал, что перед тем, как провести все остальные встречи, сходит к доктору в тамошнем санатории. Насколько мы знаем, в санатории его никто не видел. Мы вообще не уверены, что он доехал до Малайбалая. Уже были в каждом городке по дороге туда – ничего, ничего, никаких вестей.
– И, догадываюсь, времени уже прошло порядочно.
– Семнадцать недель, – сказала она. – Всё уже сделано.
– Всё?
– Мы связались со всеми, с кем можно, – с местными властями, с посольством, конечно же, с нашими семьями. Совершили тысячу звонков, каждый по тысяче раз сошёл с ума. В июле приехал его отец и объявил о вознаграждении для того, кто его обнаружит.
– Вознаграждение? Он состоятельный человек?
– Нет, вовсе нет.
– А-а.
– Впрочем, кое в чём дело продвинулось. Нашлись какие-то останки.
Американец, как верный своим корням уроженец Среднего Запада, отреагировал на это замечание, промычав:
– А-а. Угу.
– Так что прямо сейчас мы ждём вестей о личных вещах мертвеца.
– Мэр Луис мне рассказывал.
– Что, если это Тимоти? Какое-то время я ещё побуду здесь, а потом найду новую должность – в любом случае так ведь и планировалось. Если же Тимоти, к нашему всеобщему удивлению, всё-таки вернётся – а это-то он может, вы просто не знаете Тимоти, – вот если он вернётся, мы, наверно, и дальше будем работать по плану. Он ведь ждал перемены. Хотел перемен, новых задач. В смысле, тех же самых задач, но на совершенно новом месте. Ну а я – медсестра, меня могут отправить куда угодно. Хоть в Таиланд, хоть в Лаос, хоть во Вьетнам.
– Северный Вьетнам или Южный?
– У нас и правда есть люди на Севере.
– У адвентистов седьмого дня?
– У МФПД – Международного фонда помощи детям.
– Точно, МФПД. – И вдруг Шкип разразился страстной тирадой: – Послушайте, эти местные никогда не увидят лучшей жизни, чем есть у них сейчас. Но вот их дети – может быть. Свобода предпринимательства означает обновление, просвещение, процветание и всю прочую банальщину. А ещё свободное предпринимательство просто обязано расширять свои границы, такова уж его природа. Их правнуки будут жить лучше, чем мы сейчас живём в Штатах.
– Хорошо, – опешила она, – это всё прекрасные мысли и многообещающие речи. Но ведь «этих местных» одними речами не накормишь. Им нужен рис, чтоб наполнить желудок, и притом сегодня же.
– При коммунизме их дети сегодня, может, и ели бы лучше. Но их внуки подохнут с голоду в мире, который превратится в одну большую тюрьму.
– Как мы вообще перешли к этой теме?
– А вы знали, что МФПД считается организацией прикрытия для коммунистов?
– Нет. Это правда? – Она на самом деле ничего такого не слышала, да это и не особо её волновало.
– Посольство США в Сайгоне считает МФПД орудием Третьей силы.
– Что ж, мистер Сэндс, я не принадлежу к пятой колонне или какой-то там третьей силе. Даже не знаю, что это за третья сила такая.
– Это не коммунисты, но и не антикоммунисты. Однако пользы от них больше коммунистам.
– И много ли времени люди из «Дель-Монте» проводят в посольстве США в Сайгоне?
– Мы получаем сводки отовсюду.
– МФПД – организация крохотная. Мы живём на гранты от десятка благотворительных фондов. У нас главная контора в Миннеаполисе, а ещё около сорока медсестёр работают в поле – не знаю, по скольким странам. В пятнадцати или шестнадцати странах, по-моему… Мистер Сэндс, вы, кажется, расстроены.
Он сказал:
– Разве? Это вы, должно быть, были здорово расстроены позапрошлым вечером.
– Когда?
– В Малайбалае.
– В Малайбалае?
– Ой, да ладно – в итальянском заведении? Когда мэр упомянул что-то про Кэти Джонс – адвентистку седьмого дня, имя было то же самое. Но я уж точно не подумал, что это были вы.
– Почему же?
– В тот вечер вы вели себя совсем не похоже на адвентистку седьмого дня.
Американец в своих цветастых коротких брючках, кажется, ждал от неё какого-то слова в свою защиту, хотя от этого не было никакого проку.
– Мэр и его родня всегда были очень добры ко мне.
– Нет, ну в самом-то деле – ладно вам.
– Мы ведь не всегда рассказываем о себе всю правду, а? Например, мэр считает, что вы совсем не тот, за кого себя выдаёте. Он говорит, вы здесь на каком-то секретном задании.
– В смысле, я не из «Дель-Монте»? Шпионю для компании «Доул Пайнэпл»?
– Ваш дядя сказал, что он из Управления армейской разведки.
– Вам часто выпадала возможность с ним поговорить?
– Он весьма колоритный старый плут.
– Похоже, часто. С кем он был?
– Ни с кем.
– О-о. А вот мэр припомнил пару других. Может, там был какой-то немец?
– Они прибыли куда позже.
– Другие двое? Когда они здесь появились? Помните?
– Я уехала в пятницу. Значит, они были здесь уже в четверг.
– В прошлый четверг, говорите. Четыре дня назад.
– Раз, два, три, четыре – да, четыре дня. Это плохо?
– Нет-нет-нет. Просто жаль, что я их не застал. С кем был тот немец?
– Так, дайте-ка вспомню. С ним