Игорь, не задумываясь, протянул ей руку. Стиснув зубы, вытерпел огненное рукопожатие.

– Последнее осталось, – Маша задыхалась. – Крестики! Игорь, тебе снимать придётся… и на себя…

– Я знаю. Я знаю, Рыжая.

Он не мог сейчас смотреть ни на кого, кроме Машки.

Даже горгульей она была красивее всех. Даже блондинки Танечки с их курса.

Только общими усилиями всей девятки сумели расцепить незримые блоки на цепочках с крестиками. Игорь расстегнул ворот, надев на шею раскалённый, покрытый корочками обгорелой плоти крест-маячок. Зарычал, стараясь не взвыть от боли.

– Первый пошёл, – проговорила Сима, неотрывно глядя на него.

– Пока на живом – будет работать, как раньше. Никто не заметит, что сигнал на полминуты пропал, – Машка ласково погладила друга по щеке, словно пытаясь передать ему немного собственной силы.

Третий замок едва держался. Сима отступила к кругу «ангелов», Машка и Игорь остались вдвоём над вытянутым из болотного укрывища замком.

Обычная глиняная плошка, а в ней горит свеча.

Она так и горела все эти годы, в глубинах топи, под водой…

Маша протянула плошку Игорю.

– Ломай, Игоряш.

– Уверена?

– Ломай, я уже всё. Знаешь… в Померании страшнее было. – Она слабо улыбнулась.

– А если они всё-таки захотят отомстить? – Игорь неотрывно смотрел на плошку со свечой. – И ты их не удержишь?

– Теперь это Отцова забота. – Машка сняла с шеи на глазах раскалявшийся крестик и опустила в центр замка. Сорвала всю горсть маячков с шеи Игоря. Жест. Слово. Символ.

Плошка словно взорвалась изнутри, осыпав их едкой пылью, совершенно не похожей на ту, что бывает, если разбить обычную глиняную посудину.

– Свободны! – выкрикнула Маша, поворачиваясь к восьмёрке «ангелов». – Все за мной! Все!

Девять кошмарных созданий, вынырнувших, казалось, из самой преисподней, взвились в ночное небо.

– Прощай! Прощай, Рыжая! – не выдержал Игорь.

– Не ерунди. – Голос горгульи прозвучал неожиданно нежно. – Я вернусь. Обещаю тебе. Честное комсомольское.

* * *

Военные покинули Карманов через неделю. После краткого боя, прочесав лес и болото, они все-таки наткнулись на мшаника, который едва не заел пару солдатиков. Ребята из МГБ покрутились ещё пару недель, заинтересовавшись внезапным отъездом одного из местных магов. Но Скворцов и Матюшин были на редкость убедительны, рассказывая, как переживала выпускница-отличница, что для неё в провинциальном городке нет достойного дела. И в отделе, где Маша работала, подтвердили – мучилась девка от безделья, стыдилась, что пользу не приносит, переживала, что не для того училась магии, чтобы бумажки перекладывать. Родители подтвердили – никто не верил, что останется талантливая колдунья Маша Угарова в захолустном Карманове. К концу третьей недели от беглой магички пришло письмо со станции Тында, с Байкало-Амурской магистрали. Труженицу БАМа осуждать не стали, тем более что председатель исполкома заверил, что и одного мага Карманову теперь, когда аномалия в лесу уничтожена, более чем достаточно, ни к чему сильного колдуна в провинции держать, если девушка на большую стройку рвётся.

Сашу Швец так и не нашли.

Военный эшелон уходил поздно вечером. Вокзал – старый, жёлто-лимонный, с белыми колоннами, поддерживавшими треугольный фронтон, – тонул в зарослях отцветшего жасмина. Высоко, прямо над белыми буквами «КАРМАНОВЪ» и «ВОКЪЗАЛЪ», за небольшой башенкой замерли чёрные крылатые тени. Едва поезд тронулся, они одна за другой спланировали на крышу и, вцепившись длинными когтями в край, распластались на ней, сделавшись совершенно невидимыми. Поезд отозвался тоскливым протяжным гудком и начал набирать скорость.

Семь лет спустя. Август 1960 года

– Товарищ Матюшин! Игорь Дмитриевич!

– Да, Леночка, в чём дело?

– Тут к вам на приём… – пролепетала молоденькая секретарша, вчерашняя школьница. Игорь воззрился на девчонку с сожалением. Эх, молодость, молодость… Мечтает стать актрисой, поехала в Москву поступать, да не прошла по конкурсу.

– На приём? – удивился Игорь. Приёмные часы председателя Кармановского горисполкома товарища Матюшина давно истекли, но, помня всё хорошее, что осталось от ушедшего на покой Ивана Степановича Скворцова, махнул девушке: – Зови, коль пришли.

Леночка убежала, проворно цокая каблучками. Модница. Красивой жизни хочется. Эх, эх, не была ты, милая моя, на фронте, не знаешь, почём фунт лиха…

Игорь вздохнул, оглядывая привычный кабинет. После Скворцова он ничего не стал менять. Ветеран красной конницы каким-то образом, уже перед самой пенсией, сумел пробить в неведомых высоких сферах его, Игоря, назначение. Так вот он и трудился, «самый молодой из наших председателей, в магическом звании», как его постоянно именовал секретарь обкома, когда приезжала из Москвы очередная комиссия.

Иван Степанович Скворцов частенько заходил в гости. Он единственный, кому Игорь честно рассказал, что случилось в ту ночь.

– Грех на мне, – только и выдавил из себя тогдашний председатель, едва дослушав Игореву историю. – Грех на мне великий, до конца дней моих не отмолю…

– Иван Степанович! Вы же коммунист, советский человек, а тут – «отмолю»!

– Молодо-зелено, – отмахнулся Скворцов. – Поживёшь с моё, поймёшь… А пока… Игорь, Игорь! Ну, чем смогу, помогу. И матери Машиной, и тебе.

И помог.

«Шесть вечера на часах, – заметил про себя Игорь с неудовольствием. – Леночке домой пора. И что ж это за посетители такие, в конце официального рабочего дня?»

Рука нащупала в кармане пиджака последнее письмо от Рыжей, пришедшее с месяц назад. Отправлено из Оймякона. Ничего себе забрались «серафимы»…

– Ну, здравствуй, – сказал от двери донельзя знакомый, хоть и прерывающийся сейчас от волнения голос. – Я вернулась.

…Они с Машкой долго стояли, обнявшись. Нет, не целовались, просто замерли, крепко прижавшись друг к другу и не замечая исполненного жгучей ревности взгляда оцепеневшей на пороге Леночки.

У косяка же, скрестив руки и перекинув на грудь роскошную пшеничную косу, стояла ещё одна женщина, хоть и молодая, но явно постарше Рыжей. Она улыбалась чуть снисходительно, словно старшая в семье, радующаяся счастью любимой младшей сестрёнки.

– Иди, иди, Леночка.

– Да-а… я п-пойду… Игорь Дмитриевич…

– То-то сплетен завтра будет… – уткнувшись носом в шею Игоря, пробубнила Машка.

– Не будет, – откликнулась Серафима. Лёгкой походкой двинулась за девушкой. – Она всё забудет. Уж в чём-чём, а тут мы поднаторели.

– Господи, Машка… Хоть бы телеграмму прислала…

– Сюрприз с Симой сделать хотели. Прости, а? Простишь?