несколько улиц, прорыты канавы для приема и стока воды, засыпаны некоторые болотистые места; улицы стали опрятными, и воздух чистым. Дамба, каналы, верфи сооружены прекрасно; батареи и валы образуют довольно сильную крепость»[166].

Первая четверть XIX в. ознаменовалась активной заменой деревянных портовых строений каменными. В 1804 г. первым среди них построили здание Голландской кухни. Ее одноэтажное неоштукатуренное здание из красного кирпича разместилось на южном берегу Итальянского пруда, несколько восточнее ее деревянной предшественницы. Это здание «делилось вдоль на две половины с отделениями по четыре очага в каждом. Очаг – это выложенный из кирпича в рост человека свод наподобие арки с выходной трубой. У стенки было небольшое возвышение, на котором стоял железный таган, рассчитанный на два котла вместимостью до 10 ведер»[167]. Здесь и готовили для экипажей судов пищу, исходные ингредиенты для которой и котлы приносили с собой. Но воду при этом частенько брали прямо из пруда.

За использование казенной кухни с 1828 г. ввели портовый сбор, поступавший в пользу города. Первоначально это были три копейки, а с 1870-х гг. – девять с ласта[168].

Дом Касаткина. 2017 г.

Голландская кухня в Кронштадте в то время – это своеобразное государство со своими оригинальными законами. Управляли им коки (так на флоте называют поваров), имевших определенные звания: «Адмирал», «Капитан над портом», «Полицмейстер», «Полицейский». «Адмиралом» назначался кок судна, первым пришедшего в порт с началом навигации. Кок второго судна становился «Капитаном над портом», и т. д. Когда суда покидали Кронштадт, то эти должности занимали коки по порядку пришедших судов. При этом всякий пришедший после «Адмирала» был обязан угостить коллег бутылкой рома или водки. Кроме этого, был еще ряд своеобразных законов и наказаний за нарушение оных, в том числе так называемое позорное катание по гавани.

Началось строительство и жилых каменных домов. В 1807 г. на Господской улице (в 1904 г. переименованной в Николаевский проспект, а 2 ноября 1918-го – в проспект Ленина) построили два интересных дома в стиле строгого классицизма конца XVIII – начала XIX в. Оба они выходят фасадами на Нарвскую площадь (эта площадь с 1919 г. называлась площадью Мартынова, но ныне она упразднена). Один из них ныне – дом № 1 по улице Мартынова (бывшая Нарвская), второй известен в Кронштадте как дом «Н. Касаткина с флигелем» и значится по адресу: пр. Ленина, 57.

Эти дома сохранились, хоть и подверглись некоторым переделкам. Центральный ризалит дома Касаткина с арочными воротами увенчан треугольным фронтоном. Между первым и вторым этажами и под окнами второго этажа – рельефные тяги. Над окнами второго этажа расположены прямые сандрики на кронштейнах. Пространство между кронштейном и окном заполнено лепкой с женскими головками. Дом выходил на две важные городские магистрали, поэтому закруглен. Если изменения в этом доме свелись к тому, что заложили аркады первого этажа, то от второго дома сейчас сохранилась только его часть, «имеющая семь осей, по ул. Мартынова. Архитектура этого здания значительно более искажена: кроме заложенных аркад первого этажа, например, явно более поздние капители, которые венчают декорирующие его пилястры»[169].

Каменные дома строили в соответствии с образцовым проектом Комиссии о каменном строении, но в тот период они могли иметь некоторые отклонения от проектов. Разумеется, дома, построенные в камне, в то время, скорее, исключение среди обилия деревянных домов.

Деревянные дома Кронштадта практически ничем не отличались от домов тогдашних российских городов. Они стояли на каменных погребах, первый этаж тоже иногда был каменным, и в большинстве своем эти дома имели пять или семь осей. Характерной особенностью являлось то, что наличники окон, филенки, венчающие карниз, и другие детали покрывали так называемой «глухой» резьбой, близкой к корабельной. И это естественно, так как мастеров, владеющих таким искусством, в Кронштадте было достаточно. По мнению специалистов, «деревянное зодчество Кронштадта имело своеобразную и неповторимую прелесть», но, к сожалению, ни один деревянный дом до настоящего времени не сохранился.

Как и в других городах России XVIII в., с наступлением темноты Кронштадт погружался в темноту, разумеется, за исключением периода белых ночей. На некоторых перекрестках, у казенных зданий и у нескольких домов, как сказали бы сейчас, особо важных VIPob, темноту разгоняли фонари с масляными лампадками. И только в первой половине XIX в. на улицах Кронштадта стало светлее – появились около 300 фонарей, излучавших не очень яркий спиртово-скипидарный свет. Но и это следовало считать небывалым прогрессом. В конце XIX в. в Кронштадте появится газовое освещение, но об этом чуть позже.

К началу 1820-х гг. общее количество домов на острове достигло тысячи, но каменных из них всего насчитывалось около 30 частных и 128 казенных.

Писатель и журналист П.П. Свиньин в 1821 г. писал: «Домов, считая в городе, около 1000, в том числе 128 каменных зданий, в коих помещаются воинские служители, присутственные места, гошпитали, магазины, заводы и прочие, и около 30 каменных домов, принадлежащих частным людям». Кроме того, он отмечал, что «партикулярные домы большею частью здесь одноэтажные с палисадником на улицу, что придает им приятную наружность»[170].

Палисадники и цветники являлись неотъемлемой частью кронштадтских улиц. В какой-то степени это компенсировало уличную грязь, которая весной и осенью становилась в буквальном смысле непролазной. Только в конце XVIII в. несколько улиц замостили и прорыли канавы для стока дождевой воды. Разумеется, как и в любом другом городе России, на улицах паслись рогатые представители домашнего скота.

Естественно, «палисадников на улицу» было явно недостаточно для создания хотя бы видимости благополучия города. Для прогулок светской публики крайне недоставало большого сада с аллеями и прочими необходимыми атрибутами. В начале XIX в. такой сад начали создавать и в Кронштадте. Для него выделили площадь, ограниченную с севера доковым оврагом и бассейном, а с юга – Петровской (ныне – Октябрьской) улицей. В конце XIX в. его стали называть Летним, и это название сохранилось до сих пор.

Относящийся к марту 1824 г. интереснейший документ, в котором говорится о расчетах с академиком Брюлло, обнаружился недавно в РГАВМФ. Это «Предложение» Адмиралтейств-коллегии: «Выдать академику Брюлло за употребленные им для модели города Кронштадта собственное золото и композицию восемьдесят рублей из суммы, остающейся от производств в 1819 году работ по кронштадтскому порту»[171]. Далее следует разрешение А.Ф. Моллера деньги выдать. Если деньги выдали, значит, и модель изготовили, но как она выглядела – неизвестно. Где она может находиться, если, разумеется, дожила до наших дней, – тоже неизвестно. Очевидно,