– Молодой человек, полиция меня не знает. А что вы там плели о моей связи с миссис Синклер?

Молчание.

– Отвечайте, когда вам задают вопрос! Я, кажется, ясно дал понять, что слов на ветер не бросаю!

– Нет, – отозвался Сандерс. – До сих пор все сходило вам с рук. Я знаю, что нахожусь в полной вашей власти и сил у меня немного. Вы уже выстрелили в меня дважды, хотя мне даже не очень больно. Но с какой стати мне вас бояться? Вы неприятный тип, и мне не нравятся ваши манеры. Интересно, что вы намерены делать после того, как наиграетесь в Вильгельма Телля?

Вместо ответа, Фергюсон снова поднял пистолет.

Когда за дверью, в коридоре, послышались шаги, глаза его сверкнули. Он чуть сместился, чтобы держать под прицелом дверь. Тяжело дыша, в комнату ввалился сэр Генри Мерривейл. На голове его был все тот же древний цилиндр.

– Вечер добрый, сынок, – произнес он. – Пожалуй, с тебя хватит.

Ответом ему было молчание. Фергюсон шевельнул рукой.

– Встаньте рядом с ним! – приказал он.

Г. М. послушался. Поместившись между Маршей и Сандерсом, он выдвинул себе табурет и, сопя, опустился на него. Цилиндр сместился на затылок; уголки рта опустились, как будто на завтрак ему подали тухлое яйцо. Пальто у него было распахнуто, оттуда торчал массивный живот, препоясанный золотой цепочкой от часов. Смерив Сандерса озабоченным взглядом, Г. М. поерзал на табурете и потер друг о друга большие пальцы. Все это молча. Сцена казалась еще более зловещей именно из-за того, что Г. М. ничего не говорил.

– Ах да! – оживился Фергюсон, словно вспомнив что-то. – Я знаю, кто вы. Вы знаменитый комик из Уайтхолла, над которым все потешаются. У вас тоже сложилось впечатление, будто я просто болтаю? Полагаю, это вы носились сегодня по саду?

Г. М. кивнул, с интересом разглядывая Фергюсона:

– Верно, сынок. Понимаешь, я решил, что не помешает на всякий случай иметь под рукой полицейского – я ведь подозревал, что в доме прячешься ты. Поверь мне, если бы эти два молодых идиота послушались и встретили меня на заднем дворе, шума было бы поменьше. Ты храбрый малый, настоящий смельчак. Я тобой просто восхищаюсь.

На лице Фергюсона впервые затеплилось некое подобие улыбки. Сандерсу показалось, что на лбу у домушника вздулись жилы.

– Мы займемся вами через минуту, – пообещал он. – А пока… говорите.

– Конечно, – кивнул Г. М. – Я здесь как врач. Хочу понять, чего ты добиваешься. Неужели просто хочешь попугать молодого человека, а потом выставить его на улицу и отпустить с миром? Или ты намерен совершить убийство?

– Я не убийца, – возразил Фергюсон. – Никогда им не был и не буду. И нечего пытаться меня подловить. Я еще не решил, что с вами делать; но, знаете, я ведь могу и сдать вас полиции, которую вы так любите. Вы вломились в чужой дом.

– Угу. Можете сдать нас полиции. Но я назову вам две причины, почему вы так не поступите.

– Говорите! – приказал Фергюсон.

– Я тут сидел и думал, и вот что надумал…

– Живее!

– Ладно, сынок. Первая причина. Официально ты – покойник. Ты муж миссис Синклер, «скончавшийся» в прошлом году. Твоя жена, воспользовавшись твоей якобы смертью, получила солидную страховку.

– Дальше!

– Видишь ли, мы сразу заподозрили, что между тобой и ею существует некая связь. Доктор ведь говорил тебе. Мы с Мастерсом начали гадать, какие отношения вас объединяют. А сегодня сержант Поллард собрал массу сведений о миссис Синклер. Ее покойного мужа звали Питер Синклер; он якобы умер в 1936 году в Биаррице от какой-то эпидемии. Никто почти ничего не запомнил о нем, кроме того, что на теннисном корте он демонстрировал поразительную для его возраста резвость. Итак, мы уже знали: ты не такой старый, каким хочешь казаться. Мы уже знали, что ты – первоклассный домушник. А сейчас мы располагаем дополнительными сведениями, полученными от Бернарда Шумана и от французской полиции. А узнав про мужа миссис Синклер, я посмотрел на Мастерса и спросил: «Возможно такое?» А он посмотрел на меня и ответил: «Мы все выясним». Вот мы и выяснили. Сынок, игра окончена.

Фергюсон откинулся на спинку кресла. На виске его пульсировала жилка.

– Будь у меня время, – без всякого выражения продолжил Г. М., – я порасспросил бы тебя о твоей жизни и о жизни миссис Синклер. В разное время вы с ней оба проявили чудеса ловкости. Интересно, вы работали вместе или порознь?

– Наши дела вас не касаются, – отрезал Фергюсон. – А пока… Что еще вам известно? Мне нужны факты. «Будь у вас время!» Время! Да у вас его сколько угодно!

– Знаю, сынок, – кивнул Г. М. – А вот у тебя нет.

– Вы будете говорить или дать вам пилюлю? – Фергюсон взвел курок. – Она пойдет вам на пользу.

– Да послушай же! Не будь полным кретином! Дурак, кем ты себя возомнил? Я вот что пытаюсь тебе сказать…

Вместо ответа, Фергюсон выстрелил. Как в кошмарном сне, Сандерс услышал знакомый глухой хлопок. Он невольно дернулся вбок и склонился над кадкой, постепенно заполняющейся кровью. Но он услышал и новый звук и увидел, как в стене, в нескольких дюймах над головой Г. М., образовалась дырка. Марша сдавленно вскрикнула. Было ясно: она долго не выдержит. Выражение лица Г. М. не изменилось.

– Ты промахнулся, – заявил он.

– Жаль, – пролаял Фергюсон. – Значит, попробуем еще раз. Если…

– Я бы не стал на твоем месте. – Г. М. покачал головой. – Можешь разнести мою голову на куски, если прицелишься получше и рука не дрогнет. Но она дрогнет. И потом, ты совершишь глупость. Сынок, кто-то решил от тебя избавиться. Молоко, которое ты пьешь, отравлено! И если ты не перестанешь валять дурака и немедленно не примешь противоядие, через десять минут тебе крышка.

Наступила такая пронзительная пауза, что даже потрескивание дров в камине стало невыносимо громким. Доктор Сандерс быстро посмотрел в глаза Фергюсону и понял, что Г. М. прав. Симптомы отравления атропином проявлялись так стремительно, что не приходилось сомневаться – злоумышленник не пожалел яда.

Молчание нарушил сам Фергюсон.

– Ах, какие мы умные! – язвительно протянул он. – Кажется, все мы еще не наигрались вдоволь. Не старайтесь меня провести, Мерривейл! Меня на пушку не возьмешь!

Г. М. широко раскрыл маленькие глазки.

– Неужели, сынок, ты думаешь, будто я беру тебя на пушку? Неужели сам ничего не чувствуешь?

– Я чувствую себя отлично, – возразил Фергюсон. Шлепанец упал на пол, он подцепил его ногой. – А вот вы нет. И когда я закончу, вам будет гораздо, гораздо хуже, чем мне.

В комнате было очень жарко. По лбу Г. М. катился пот.

– Отдай мне пистолет! Черт тебя подери, ты что, хочешь покончить с собой в присутствии двух врачей?

– Надо рискнуть. Предупреждаю, Мерривейл: хватит нести чушь. Отвечайте! Откуда вы узнали, что…