У комнаты Павла круглосуточно дежурили доверенные люди. Екатерина боялась судьбы царевича Дмитрия для своего сына. Панина под удобным предлогом устранили. Елизавета Воронцова, не стесняясь присутствия великой княгини, раздавала приказания направо и налево. И что примечательно, слуги спешили их исполнить. Это был очень плохой знак. Петр пил и ругался, не в силах дождаться смерти императрицы.

По вечерам в комнате Екатерины собирались братья Орловы, княгиня Дашкова, граф Бецкой, супруги Брюс и другие проверенные люди. Основной вопрос, который беспокоил мнимых заговорщиков, когда брать власть. До коронации императора или после. И в том, и в другом случае существовал риск. Если заявлять о своих правах до коронации Петра, то их могут и не признать. Но с другой стороны, после коронации у Петра появится власть и, следовательно, будут полностью развязаны руки. Екатерина была готова признаться вслух, что давно боялась не столько за свою жизнь, сколько за сына. Второй вопрос, вызывавший не меньшие споры, была судьба чертушки. Фактически ее предрешили уже дано, но великая княгиня до сих пор колебалась, так и не решаясь принять страшное решение. Убить или не убить? Вот в чем вопрос.

Пусть и не ее руками будет совершено это убийство, но именно от ее воли зависела жизнь Петра. Так же, как и ее жизнь зависела от воли чертушки. Замкнутый круг. Два медведя в одной берлоге. Победит тот, кто сильнее. И тот, кто хитрее, — добавила она про себя.

— Почему ты хочешь оставить его в живых? — этот вопрос Орлов задавал ей уже не первый раз. — Катя, подумай еще раз. Смерть Петра решит все наши трудности, она сделает тебя неуязвимой, защищенной. Твои права на престол признают все императорские дома Европы. Неужели ты этого не понимаешь? И чем скорее это случится, тем будет лучше. Чертушка — твоя главная помеха на пути к власти. Так в чем дело? Тебе его жалко?

Обычно Екатерина отмалчивалась, но сегодня решила высказать затаенные мысли.

— Да, мне его жалко. Несмотря на то, что он делает, несмотря на то, как он поступал со мной все эти годы. Но каждый раз, когда я смотрю на него, то вспоминаю мальчика, с которым накануне свадьбы играла в солдатиков. Маленького, трусливого, грубого и несчастного. И знаешь, отчего мне сейчас больнее всего? От того, что все уже предопределено, и ничего не изменить, даже если бы и хотелось. Он как был одиноким, таким и остался. Все, кто ни попадя, использовали Петра в своих целях. Я — не исключение. И не собираюсь останавливаться. Но… мне его жалко. Страшно, противно и жалко.

— Не знал, что ты такая сентиментальная, — с удивлением проговорил Орлов, садясь на постель и скидывая замызганные сапоги.

— Все жестокие люди сентиментальны, — ответила Екатерина. — Об этом еще Монтескье писал.

— Кто? — Орлов ревниво схватил ее за руку, не выпуская тем не менее сапог. — Какой, такой Монтескье?

— Да ты его не знаешь! — отмахнулась Екатерина.

Григорий внимательно посмотрел ей в глаза:

— Надеюсь, что не знаю. Только соперников мне сейчас и не хватало. И все же, вернемся к разговору. Что ты решила? Убирать или нет?

Екатерина помолчала, наблюдая, как декабрьский снег бьется в окно. Сквозь тонкие деревянные стены раздавались пьяный ор и гогот — гости великого князя который день праздновали скорую смерть императрицы. Страшно, противно и жалко. Именно так, но есть одно "но": она давно поняла, что самое главное для человека создать себя и свой характер. А для государя это жизненно необходимо. Нет характера, нет и государя. Петр — яркий тому пример. Еще вчера Екатерина решала сложную задачку: на одной чаше весов жизнь никчемного человека, на другой — судьба государства. Спрашивается, какая перевесит? Ответ лежал на поверхности.

И только сейчас она поняла, что задачка та неправильная, ложная. Не те в ней условия. На одной чаще весов жизнь человека, чья цель — разрушение и гибель, причем, в первую очередь, своя собственная, а на другой — она, Екатерина. Дочь набожного прусского майора и неразборчивой интриганки, взобравшаяся на самую вершину власти. Вот так честнее будет.

Нельзя манипулировать неравными понятиями: в битве интересов всегда выигрывает государство, а не человек. Так уж заведено. Интересы страны важнее. Но когда сталкиваются люди, исход поединка может быть совершенно непредсказуемым.

На стороне великого князя — лишь номинальное право на престол. Ему повезло родиться в семье императорской дочери. Ему повезло, что никто его, малолетнего, не заточил в темницу, где сходят с ума даже сильные люди. Никто не придушил, никто не зарезал. Повезло и в том, что Елизавета признала племянника, сделав законным наследником. На этом везение и вмешательство судьбы закончились. Начался сам человек. Но как раз человека-то и не получилось. Петр до сих пор верит в свою удачу, в призрак которого уже давно нет.

На стороне Екатерины даже нет формального права на трон, зато есть характер, неукротимая воля и любовь к стране, которая больше, чем Вселенная. На ее стороне инстинкт самосохранения. Жажда жизни. Мечта о власти. И почти животное желание выиграть.

Так, какая чаша перевесит?

Все понятно, все правильно.

Только почему она плачет?

— Ну, как, Катя, — подошел к ней Орлов, обняв вздрагивающие плечи. — Решила?

— Решила, Гриша. И да поможет ему Бог.

Елизавета умерла 5 января 1762 года после долгой и мучительной агонии. Уже через несколько дней после этого печального события иностранные дипломаты, остававшиеся при русском дворе, в спешном порядке стали отправлять секретные депеши своим государям.

Французский барон Бретейль был одним из первых, кто оповестил короля о том, что происходит в России: "Когда я думаю о ненависти народа к великому князю и заблуждениях этого принца, то мне кажется, что разыграется самая настоящая революция; но когда я вижу малодушие и низость людей, от которых зависит возможность переворота, то убеждаюсь, что страх и рабская покорность и на этот раз так же спокойно возьмут в них верх, как и при захвате власти самой императрицы много лет назад".

Бретейль дал очень точную оценку того, что происходило в Петербурге в первый месяц 1762 года. Однако он не написал о растерянности, царившей в каждом уголке холодного и мрачного дворца. К событию, которого так долго все ждали и последствия которого так долго продумывали, оказался никто не готов. Ни великий князь, ни великая княгиня.

Планы переворота, заговоры, новые законопроекты, защищавшие интересы, как той, так и другой стороны, — оказались бессмысленными в ситуации всеобщего шока. И первым, кто этот шок испытал, был сам император — Петр III.

Одно дело, когда ты по ночам грезишь о власти, и совсем другое, когда ты ее получил. Увы, долгожданная игрушка оказалась не столь интересной и блестящей, как представлялось сначала. Петр рассчитывал на забавную понятную безделицу, а стал обладателем запутанной, хитроумной головоломки, разобраться в которой не представлялось возможным.