Там мы и праздновали нашу свадьбу – Тони провозгласил не меньше сотни тостов за наше с Пинком счастье и даже один раз предложил выпить за «несвятую Троицу». Пинк, теперь настоящий женатик, рекомендовал Чику не слишком отставать от него, а потом мы с Пинком отправились в свадебное путешествие в Огден, штат Юта, и Бастер на прощание обнял меня и сказал: «Ты получила отличного парня, малышка, и ему тоже очень повезло, черт меня побери». В ответ я пожелала ему однажды тоже найти свое счастье.

Когда мы возвратились из поездки в Огден, которая заняла только три дня, Пинк вернулся вкалывать на свою шахту, а работал он тогда на «Маунтин Майзер», я же вернулась на прежнее место к Геймеру, но со мной что-то было не в порядке. Я болела все время не переставая, но это не была обычная утренняя тошнота беременных, а нечто более серьезное. Несмотря на то, что я была беременна впервые в жизни, я понимала, что с этим ребенком все идет не так. И через два месяца я его потеряла.

Вспоминая об этом, я всякий раз думаю, что плохо обошлась с Пинком, ведь он был так счастлив и хотел ребенка, и он ни разу меня не попрекнул за то, что потеряла это дитя, и за это я его любила еще больше. Пинк был любовью всей моей жизни, как Мэй-Анна для Бастера, и эта потеря была потерей всей моей жизни, да и его потерей тоже, упокой господи его душу.

После этого я долго выздоравливала, и в постели мне пришлось провести месяца два. Пинк никогда не раздражался, и обращался он со мной осторожно, словно с фарфоровой куклой. Возвратившись со смены, он сам готовил еду и убирал дом, чего никогда не заставишь делать обычного шахтера. Он говорил, что во всем мире для него важно только, чтобы я поправилась.

Несмотря на то, что постоянно приходилось оплачивать счета от врачей, он находил возможность приносить мне цветы. Когда я в первый раз смогла есть за столом, он прикрепил к моему халату цветок орхидеи, зажег на столе две свечи и запустил пластинку с записью «Маленькой коричневой кружки», и можно было подумать, что мы угощаемся у «Финлена» бифштексом, а не омлетом из взбитых яиц на собственной кухне. Виппи Берд говорила, что мне сильно повезло с мужем, и тут, я думаю, она права.

Иногда Бастер тоже заходил подбодрить меня, хотя ему самому тогда было несладко, ведь его дела застопорились и вообще чуть не пошли прахом, так что мы с Виппи Берд даже решили, что он уже закончился как боксер.

Когда Мэй-Анна уехала, Бастер Макнайт еще держался, но Бастер Миднайт стал разваливаться на глазах. Мне становится смешно, когда я у Хантера Харпера читаю, что это начали сказываться последствия слишком бурной жизни. Все это самая настоящая ерунда, ведь у нас у всех была бурная жизнь, но только не у Бастера, который всегда очень следил за собой. Просто его съедала тайная тоска, тоска из-за того, что Мэй-Анна уехала, даже не простившись с ним.

Недели через две после ее отъезда он впервые проиграл бой, причем в совсем уж дрянном матче, где его противником оказался какой-то старый выпивоха, не годившийся ему даже в спарринг-партнеры. Это было в зале «Рыцари Колумба», и мы с Виппи Берд и Пинк с Чиком пошли поболеть за него и оказались свидетелями этого грустного зрелища. Бастер словно сам просил, чтобы его побили, от его знаменитого удара не осталось и следа, противник осыпал его ударами, а он почти не отвечал. Публика улюлюкала, но он не реагировал, словно не слышал, и когда его уже в самом начале матча послали в нокдаун, только удар колокола, возвестивший конец раунда, спас Бастера от очевидного поражения.

Но судья все-таки засчитал ему поражение, и Бастер совсем сник. Мы затопали ногами и стали кричать, что его обокрали, но он не протестовал, потому что знал, что все правильно.

Это было только полбеды, всего лишь одно поражение, но вслед за ним Бастер потерпел еще четыре подряд. Неожиданно для всех дела повернулись так, что казалось, его песенка спета. Этих четырех матчей мы не видели, так как они проводились в других городах, но Тони сказал нам, что и там Бастер был ничуть не лучше. После этого Тони уже стало трудно организовывать для Бастера матчи в нашем штате.

– Он совсем потерял присутствие духа, – сказал Тони. – Я вне себя, когда думаю, что эта девка с ним сделала.

Мы коротали время в кафе «Скалистые горы» за парой бутылок красного, запуская время от времени музыкальные автоматы.

– Не осуждай Мэй-Анну, – возразила ему Виппи Берд, которая тогда, как, впрочем, и сейчас, моментально бросалась на защиту Мэй-Анны. – Ей не было предначертано свыше провести всю свою жизнь на Аллее Любви для того только, чтобы Бастер мог колотить людей.

– Он сам виноват, будь я проклят, – сказал Чик, соглашаясь с Виппи Берд. – Должно быть, он на самом деле не так хорош, как казался.

– Ну нет, с ним все в порядке, – сказал Тони. – Он, как всегда, лучше всех, но, конечно, в таком виде он долго не продержится.

– Может быть, вам стоило бы выбраться из Монтаны еще куда-нибудь, – посоветовал Чик Тони, который ерзал на месте, терзаемый какими-то сомнениями и не замечая, как пепел его сигары сыплется в тарелку с остывающими спагетти. – Давай-ка прикинем, где бы вы могли начать заново. Может быть, в Колорадо, там тоже много шахтерских городков? Что скажешь на это?

– Ха! – фыркнул Тони. – В шахтерских городках штата Колорадо больше не осталось ни одной живой души! К тому же это слишком далеко от дома.

– А что скажешь о Калифорнии – тем более что Мэй-Анна сейчас где-то там? – спросила я.

– Глупее и не придумать: из огня да в полымя! – ответил Тони.

Его слова не пришлись Пинку по нраву.

– Послушай, Тони, попридержал бы ты язык! С Виппи Берд ты говоришь другим тоном, – сказал он.

– Извини, Эффа Коммандер, я не хотел тебя обидеть, знаю, ты хотела помочь. Пойми, сейчас вся карьера Бастера рушится на корню и летит в тартарары.

И бьюсь об заклад, он подумал, но не сказал, что вместе с ней летит в тартарары и его собственная карьера.

– Ну так возьми его, и езжайте туда, где в земле поменьше бездонных дыр! Ну хоть в Нью-Йорк, – сказала я.

Он посмотрел на меня, задумчиво воткнул дымящуюся сигару в кучку нетронутых спагетти и вполголоса произнес:

– Что ж, очень даже может быть.

Бастеру не дали много времени на размышления. Когда он появился в кафе, Тони уже сиял от восторга и объявил ему, что пора им уже кончать размениваться на мелочовку, когда их ждут великие дела.

– Э-хей, Кид Миднайт, нас зовут огни большого города! – воскликнул Тони. – Жизнь продолжается, и нам пора в дорогу! У тебя будут бои в Нью-Йорке и Чикаго и вообще во всех больших городах, а когда ты в следующий раз вернешься сюда, то возглавишь наш ежегодный парад.

– Да нет, – покачал Бастер головой. – Я только что был у Баджера, им как раз нужны люди на шахту.

Худшего придумать он просто не мог, и эти слова заставили нас остро почувствовать собственное ничтожество, ибо вернуться на шахту означало окончательно сдаться.