либо шар для боулинга. К сожалению, шансы на последнее были малы.

— Конечно, я помогу тебе, — сказала я. — И ты прав, у меня были проблемы с тем, чтобы сосредоточиться на книгах и занятиях с тех пор, как это случилось. Это глупо, но, кажется, мой мозг просто не хочет делать свое дело.

— Ты все еще ходишь к тому психиатру?

Я кивнула.

— Ты рассказала ему о произошедшем?

— Не совсем.

Его взгляд сузился.

— Почему?

— Не знаю. — Я отвернулась, смутившись. — В ту ночь погибли люди, а я принимаю таблетки от таких проблем, как ночные кошмары и приступы паники. Бедная я.

— С другой стороны, нет особого смысла оставаться в живых, если ты не хочешь взять себя в руки. — Его голос был серьезным, и лицо таким же. — Не так ли?

— Ой.

— Или я ошибаюсь?

Я опустила голову.

— Нет.

— Расскажи ему все. Позволь помочь тебе.

Хмуро посмотрев в пол, я искала возможность сменить тему. Сойдет все, что угодно.

— А как насчет тебя, Джон? С кем ты поговоришь?

Он многозначительно посмотрел на меня.

— У меня нет особой квалификации, — возразила я. — Ты не так уж много разговариваешь со мной.

— Я буду говорить с тобой больше.

Хм.

— Это проблема? — спросил он, вздернув подбородок.

— Нет. Конечно, нет. — Мое сердце чуть не выскочило из груди. — Мне нравится разговаривать с тобой, ты же знаешь.

— Нет, не знаю, — сказал он, отведя взгляд в сторону. — Половину времени я не уверен, не достаю ли тебя или что-то в этом роде.

— Ты беспокоишься, что достаешь меня? Серьезно?

Не потрудившись ответить, он забрался внутрь вслед за своим рюкзаком. На нем была его обычная одежда — футболка и джинсы. Он тут же начал снимать свои кеды.

— Хорошо, что ты их снял, — сказала я, наблюдая, как он бросает их на пол с одобрительным кивком. — Мама была бы очень зла из-за обуви на кровати. Горячий парень, который тусуется со мной в моей комнате? Не проблема. Черт возьми, она бы, наверное, дала мне пять.

— Ты думаешь, что я горячий?

— Что? Нет. Просто поддерживала беседу. — Мое лицо вспыхнуло. Мысленное примечание: при первой возможности заклеить рот скотчем. — Боже, какое у тебя эго.

Издав смешок, он покачал головой.

— Так у тебя в комнате должны или не должны быть парни? Не могу угнаться.

— Парням определенно нельзя, — подтвердила я. — На самом деле, я также не должна никого приглашать, пока она на работе. Не без разрешения.

— Я здесь, чтобы учиться.

— Это все равно было бы твердым отказом.

Он нахмурил лоб.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет, конечно, нет. — Я улыбнулась. — Мне нравится, что ты меня достаешь. Мне это очень нравится.

Он тихо рассмеялся и, откинув волосы назад, закрепил их канцелярской резинкой, которая была у него на запястье.

— Это вредно для твоих волос. Используй это. — Я схватила с прикроватной тумбочки простую резинку для волос, и он взял ее с еще одним таким взглядом. Губы растянуты в неопределенной улыбке, но брови нахмурены. Интересно, что он часто использовал этот взгляд рядом со мной. Как будто он не совсем понимал, почему соглашался с тем, что я сказала, или что-то в этом роде. Как будто я забавляла и смущала его одновременно. Это чувство было в значительной степени взаимным.

— А твои родители не будут возражать? — спросила я с любопытством. Это было не то, о чем он обычно говорил.

— Сомневаюсь в этом. Я только время от времени разговариваю с ними по телефону с тех пор, как они переехали год назад. Папе предложили работу в Анкоридже. Диллон был совершеннолетним, и деньги были хорошие, поэтому они переехали, — сказал он, как будто в этом не было ничего особенного. — У меня был бизнес, о котором нужно было заботиться, и я не хотел менять школу, поэтому остался.

— Знаю, ты сказал, что они переехали на север, но Аляска?

— Мхм.

— Тебе никогда не приходило в голову изменить решение после «Дроп-стопа»? — побег в ледяную страну, где мало людей, звучал для меня довольно привлекательно.

Он поджал губы.

— Никогда не думал, что буду скучать по тому, что со мной не будет моих родителей. Когда они сказали, что подумывают о переезде, все, о чем мы с Диллоном думали — это свобода. — Он покачал головой. — Но нет, я не хочу уезжать отсюда. Мой дядя, он довольно хорош, и некоторое время он уговаривал меня работать на него. Переехать к нему на выпускной год намного проще, чем начинать все сначала на севере. И это все еще дает мне некоторое пространство от моего брата.

— Ух ты.

— Даже когда мама и папа были здесь, все не сильно-то было по-другому. Маме не нравились люди, с которыми общался Диллон, но она не умела сказать ему «нет». К тому же у нее были церковные группы и все такое прочее. Мы отвлекали ее, — сказал он. — Папа работал почти круглосуточно и смертельно уставал всякий раз, когда был дома, поэтому мы старались избегать любых трений с ним.

— Они знали о дилерстве?

Одна сторона его губ слегка растянулась.

— Мама определенно должна была знать. Думаю, она просто очень хорошо умела не видеть ничего, что ее не устраивало, понимаешь?

Я нахмурилась.

— Не уверен насчет папы. Не могу припомнить, чтобы нам с Диллоном когда-либо приходилось спрашивать разрешения, — сказал он. — Как только Диллон пошел в среднюю школу, он всегда где-то пропадал. Большую часть времени он не возражал, чтобы я ходил за ним по пятам. У него был дерьмовый грузовик, который постоянно ломался, а я разбирался в двигателях лучше, чем он.

— Не могу поверить, что твои родители уехали, просто оставив тебя с братом, — сказала я с большей язвительностью, чем намеревалась.

— Думаю, к тому времени они в значительной степени сдались.

Одна только мысль об этом приводила меня в ярость. И все же…

— И вот ты здесь, хочешь позаниматься субботним вечером. Они были неправы.

Его взгляд задержался на мне, оценивая.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я ушел? Не хочу создавать проблемы с твоей мамой.

— Нет, останься. Знаешь, у меня есть теория, что большинство правил, которые нам навязывают, в любом случае чепуха. Я бы предпочла сама принимать решения по этому поводу. Возьмем, к примеру, то, что ты здесь. Моей матери не о чем беспокоиться. Ничего не происходит. Ничего не случится.

— Я лишь случайно прокрался в твое окно, чтобы потусоваться с тобой на твоей кровати. — Он поскреб щетину на подбородке.

— Теперь ты думаешь, как моя мать. Не