Рыська с нежностью убрал с растерянного лица Юсинь прядку волос:

– А я, плизнаться, сильно к тебе пливязался…

* * *

Часы, на циферблате которых вместо положенных значков во все стороны крутились самые настоящие глаза, остановились. Большая стрелка дзинькнула на одном из них, и тот тут же закрылся.

Теперь Рыське предстояло рассказать Юсинь о решении Урсулы, а Юсинь предстояло выбрать лучшую для себя конфету.

Мужчина выбросил использованный шприц и, сгорая от стыда, посмотрел в зеркало на следы своих недавних слёз. И хотя жена, истерзанная душевной болезнью, спала под действием лекарства и не могла быть свидетелем его минутной слабости, мужчина всё равно их стеснялся.

Сегодня он плакал второй раз в жизни. Первый случился, когда несколько лет назад невзначай встретившийся давний знакомый рассказал ему об исчезновении матери. Выжившая из ума старуха считала, что обладает какими-то сверхъестественными способностями, всю жизнь учила сына, во что следует или не следует верить. И потому, повзрослев, он, ни секунды не сомневаясь в правильности своего решения, убежал из дома.

Изредка мужчина вспоминал мамины рыжие волосы, заплетённые в толстую косу, мягкие руки, обилие золотых колец на пальцах и запах сигарет, с которыми она никогда не расставалась. Изредка он ловил себя на мысли, что хотел бы знать, что у неё всё в порядке, хотел бы спросить у неё совета или хотел бы чтобы она знала о внучке – о том, что она добрая, талантливая девочка, у которой такие же рыжие волосы, как у бабушки. Однако мужчина душил в себе подобные мысли и продолжал наслаждаться своим ординарным существованием. В нём не было места пугающим странностям и неожиданностям. В нём всё было разложено по полочкам – каждой вещи дано самое точное определение, приготовлена самая подходящая обёртка и ленточка.

Мужчина вернулся на кухню, где его ждала чёрно-белая дворняжка, устало опустился на стул и уронил голову на руки. Наверное, он совершил грех, оставив свою мать, и теперь, видимо, расплачивается за него болезнью жены.

– Мика, ты есть хочешь? – спросил папа Юсинь, очевидно обращаясь к собаке, но при этом всё ещё не поднимая головы. – Совсем я замотался, забыл тебя утром покормить.

Собака, услышав своё имя, дружелюбно замахала хвостом, но потом внезапно сорвалась и с лаем выбежала из-под стола.

– Я же сказал тебе, замолчи! – крикнул мужчина, поднял голову и увидел жену…

Она стояла в дверях спальни в ночной рубашке. Её волосы были по-прежнему взлохмачены, но зато цвет лица был необычайно свежим, а голубые глаза ясными. Она выглядела сонной, но при этом отдохнувшей.

– Ты же… – Папа Юсинь медленно поднялся. – Я сделал тебе укол… Ты должна спать…

– Я и так слишком долго спала, – сказала мама Юсинь и, улыбаясь, подошла к мужу. – Я так хорошо себя чувствую! У меня нет больше никакого тумана в голове.

Мужчина провёл рукой по её каштановым волосам:

– Это чудо?

– Может быть, – ответила женщина, и они обнялись. Совсем как тогда, когда толстая тётка-регистраторша сообщила им, что теперь они могут называться мужем и женой. Они обнялись с тем же чувством – будто приобретают что-то новое. Словно они нашли новых себя.

– Это всё, что ты сумел сам себе приготовить? – спросила мама Юсинь, когда они оторвались друг от друга.

– Ты об этом? – Мужчина смущённо указал на стол, где остывал в миске варёный картофель и заветривалась квашеная капуста.

– А знаешь что я возьму и сейчас приготовлю? – спросила мама Юсинь самым загадочным тоном, на который была способна.

– Что?

– Те самые чебуреки, которые готовит мама Мильки, – и женщина сняла с крючка цветастый фартук. – Мне Юся говорила, что она их обожает! А кстати, где она?

– Мы с ней немного повздорили, – нахмурился папа Юсинь. – Ну пусть только не вернётся вовремя!

– Ты бываешь слишком строг, – женщина успела убрать волосы в хвост, достать из морозилки фарш. Теперь она пыталась разобраться в многочисленных баночках с приправами. – Ей нужно дать чуть больше свободы.

– Свободы? – переспросил мужчина и, недовольный таким поворотом дела, подошёл к окну. За ним разлился бесконечный, мягкий, как вата, и густой, как манная каша, туман. – Ей всего четырнадцать. По-твоему, надо позволить дочке приходить когда ей вздумается?

– Я имела в виду другую свободу, – мама Юсинь выбрала наконец нужную баночку. – Дай ей возможность свободно решать с кем дружить, во что верить, кем стать…

Мужчина вздрогнул. Ему почудилось, что на миг в тумане он разглядел силуэт сгорбленной седой старухи…

– Я подумаю об этом, – сказал папа Юсинь задумчиво и настежь открыл окно.

Ему почему-то опять вспомнились мамины рыжие волосы, заплетённые в толстую косу, мягкие руки и запах сигарет, с которыми она никогда не расставалась. Однако на этот раз мужчина не стал гнать от себя воспоминания. Он принял их с благодарностью…

Милька встал с кресла, вернул книжной башне одну из её прочитанных жительниц и с ещё большим изумлением, чем минуту назад, посмотрел на Юсю.

– Что-то случилось? – спросил мальчик и подошёл совсем близко. – Опять папа обидел?

В горле у Юсинь застрял ком. Она попыталась сглотнуть его и сдержать слёзы, которые отчаянно просились наружу.

* * *

Юся огляделась. Всё было точно таким же, как в тот день, когда она выбежала отсюда в слезах, встретила Урсулу и очутилась в Стране Туманов.

Свет от телевизора, как и в тот раз, делал предметы чердака загадочными и немного пугающими.

На подоконнике, возле занавешенного тёмной пыльной тканью окна, стояла банка с лягушкой Соней.

И Милька тоже выглядел совершенно привычно: густые, изогнутые брови, несколько родинок на левой щеке, крупный, но благородный нос и чуть вьющиеся русые волосы.

«Всё вернулось!» – с облегчением подумала Юсинь и, не удержавшись, заплакала.

– Да что случилось-то? – спросил испуганный Милька и, подскочив к девочке, взял её за руки.

– Я та-так со-соскучилась! – выдавила из себя Юся.

– Но мы же виделись вчера! – Милька озадаченно пожал плечами и крепче сжал Юсины ладони.

– Я хо-хочу тебе что-то по-показать! По-подожди меня з-здесь! – Юсинь выбежала из комнаты.

На улице, у порога дома она опустилась на колени, отодвинула скрипучую деревяшку и вытащила свою самую большую драгоценность. Толстый блокнот, в котором хранились её зарисовки почти за три года.

Юся погладила шершавую обложку и обернулась – она боялась и вместе с тем надеялась вновь увидеть на деревьях хохочущих, как гиены, птиц. Но их не было.