У него какое-то своеобразное чувство юмора. Я снова начинаю раздражаться.

– Я серьезно.

– Я тоже серьезно. Подними уже свою чертову кофту, принцесса.

«Принцесса» звучит грубо и мило одновременно. Какой же он все-таки странный, странный, странный! Я отказываюсь его понимать.

– Почему ты меня так называешь? – спрашиваю я.

Его глаза сужаются.

– Ты всегда споришь с людьми? Или только я удостоился такой великой чести?

Я задираю кофту и бросаю на него нехороший взгляд.

– У тебя нет этой силы, – говорит он.

– Какой?

– Испепелять людей взглядом. Стой смирно.

Его холодные пальцы пробегают по моей коже невесомо и ласково, словно ее касаются крылья бабочки.

– Дышать больно?

– Нет…

– Ушиб. Будет синяк. Но завтра поедем на рентген – надо убедиться, что нет трещины, – говорит Матвей тоном человека, который не привык, что с ним пререкаются.

– А так ты определить не можешь? – спрашиваю я с усмешкой.

– Я тебе что, рентген? – вдруг взрывается он.

Меня это пугает. Я вздрагиваю, отхожу от него на несколько шагов и слышу, как он тяжело вздыхает.

– Больно? – он хочет коснуться моей щеки, по которой меня ударили. Его голос все еще сердитый, но уже не такой громкий.

– Нет.

– Лжешь. Они сильно тебя испугали? Сильно, сам себе отвечает Матвей. – Хорошо, что я там оказался. А ты не будь дурой, не ходи в темноте одна. Лед есть?

– Есть.

– Надо приложить.

– Не надо, – отвечаю я. – Мне не так уж и больно. Это просто ушиб. Они не успели сделать ничего… ничего плохого.

«Потому что меня спас ты». Матвей трет ладонями лицо. Камни на его волчьем кольце ярко сверкают.

– Не так я представлял нашу первую встречу, говорит он с досадой.

– А как ты ее представлял? – тихо спрашиваю я.

– Иначе. Совсем иначе. – В его голосе чувствуется холод.

– С цветами и лимузином?

– Фанфарами и красной ковровой дорожкой.

Я иду в ванную, мою руки, лицо, чувствуя на себе его взгляд. Потом направляюсь в гостиную. Он молча ходит за мною следом, как верный пес. И садится на диван рядом со мной, хотя я не очень этого хочу. Господи, какой же он странный. Но страха перед ним все так же нет. Есть чувство притяжения – если бы я не контролировала себя, то просто прижалась бы к Матвею и не отпускала. И еще есть немного раздражения и обиды.

Мои пальцы крепко сжаты и лежат на коленях. Вместо тревожных колокольчиков в голове туман. Мне нужно выгнать этого человека, нужно забаррикадироваться в своей квартире, нужно обратиться в полицию… Нужно, но вместо этого я разрешаю ему быть рядом со мной.

И вдыхаю его северное море. Его холод нежит горящую от удара щеку.

– Не понимаю, – говорю я.

– Неудивительно, – откинувшись на подушку, соглашается Матвей. – Понимание не самая твоя сильная черта.

– Не понимаю, что происходит! – повышаю я голос. – Ты следишь за мной.

– Да, – с удовольствием подтверждает он.

– Ты посылал мне цветы.

– Да.

– Ты увез меня из клуба.

– Да.

– Ты бывал у меня дома.

– О, да. Надо сказать, хоть ты и кажешься хрупкой, нести тебя на третий этаж было тяжеловато. Кстати, не пей больше. Не люблю пьяных девушек. Договорились?

Я поворачиваюсь к нему. Внутри все крошится от возмущения, как мел в пальцах.

– Что тебе надо?

Сейчас я похожа на хрупкий лед. Ткни в такой лед палкой, и тотчас пойдут трещины.

Поклонник запрокидывает голову назад и смеется. В его смехе я слышу морской прибой. Этот человек отталкивает меня и притягивает одновременно, и это похоже на сумасшествие.

– А ты догадайся.

В голосе Матвея снова издевка.

– Скажи сам, – требую я.

Если он маньяк, то крайне странный. Мне нравятся психи?

– Поиграем в холодно-горячо? – со смешком интересуется Матвей. – Предлагай версии, а я буду подсказывать правильный ответ.

Ему хочется, чтобы я играла по его правилам. Такие, как он, любят контролировать людей. А я, пусть и кажусь безобидным синим чулком, так просто ему не дамся.

– Веселишься? – прямо спрашиваю я. – Думаешь, я такая смешная?

– Нет, что ты. Просто хочу поиграть. Люблю азарт.

Он касается пряди моих волос и хочет заправить ее за ухо – касается так, будто я ему разрешала делать это. Я убираю его руку, и он с недоумением на меня смотрит.

– Ты решил поиздеваться надо мной. Проспорил кому-то. Должен свести с ума бедную девочку-студентку, чтобы выиграть, – говорю я с тихой уверенностью. – Я же знаю, кто ты.

Его кадык дергается, но лицо остается спокойным.

– Кто же?

– Богатый мальчик, который считает, что ему позволено все. Что ему подвластен весь мир. Что люди – это игрушки. Шарнирные куклы, плюшевые звери, пластиковые рыбы с вращающимися глазами. А ты волен делать с ними все что захочешь.

Его темные прямые брови сдвигаются к переносице. На лице появляется злая улыбка.

– О нет, не так. Люди – мыльные пузыри. Надул, полюбовался переливами солнца на их тонких гранях и лопнул. Или просто дождался, когда они лопнут сами. Давай дальше.

Из-за его слов внутри все перекручивается тугим жгутом. Ни один человек не вызывал во мне столько противоречивых эмоций. Атмосфера накаляется, но я не понимаю, жарче мне становится или меня пробирает ледяной озноб.

– Холодно, принцесса. Новые версии? – продолжает Матвей.

Его глаза блестят.

– Ты просто псих, – отрезаю я.

– Чуть теплее, но еще холодно. Ну, подумай, что же случилось со мной?

– Без понятия, что с тобой не так. Я учусь на психолога, а не на психиатра. Не знаю, какие у тебя девиации.

– Любовь можно назвать девиацией? – уточняет он.

– Твою – да. Хочешь сказать, что любишь меня? – усмехаюсь я.

– Горячо! Да ты умная, – издевательски хлопает он в ладоши. – Так быстро догадалась.

– Что ты несешь? Твои преследования меньше всего похожи на проявление этого чувства.

Теперь смеюсь я – по-февральски звонко, как капель. Но я никогда не смеялась так раньше.

– Ну прости, не все умеют любить правильно, спокойно отвечает Матвей, но это «прости» звучит как-то гадко. – Как умею, так и… Все равно не получится! – восклицает он, прерывая сам себя.