– А мне ничего не снится, – вдруг говорит он.

– Ты просто не помнишь.

– Возможно. Спи, – велит он, – хватит разговаривать.

Матвей берет ее руку в свою, переплетает ее пальцы со своими – они словно лед. Рядом с ним ей спокойно, хотя это кажется странным.

Измученная кошмаром, Ангелина отключается первой. А Матвей вспоминает ее слова. Эта девчонка говорила так же, как и брат, – про игрушки. И тем же тоном.

Я ненавижу сны с монстром. Но они не оставляют меня. Монстр не оставляет меня. Ночью он приходит и поджигает прекрасный замок, в котором я расчесываю свои длинные, словно у Рапунцель, волосы. Сны с пожаром – самые страшные. Я бегу от пожара наверх, в самую высокую башню, слыша, как черный огонь трещит за моей спиной, и задыхаясь от дыма. Гибель неизбежна. Я знаю это.

У монстра никогда не получается меня убить в этих снах я предпочитаю спрыгнуть с башни и улететь в пропасть, но не сгореть в его адском огне. В этот раз я тоже стою у окна, видя языки черного пламени, набираюсь храбрости прыгнуть вниз, но сегодня ночью меня пытается спасти Поклонник. Он подплывает ко мне на волшебной лодке, рассекающей облака, окружившие замок, и кричит, чтобы я прыгнула к нему. Он заберет меня, спасет из этого ада.

Я стою на окне, но монстр цепляется за мои волосы, вырывает клочья, не желая отпускать, рычит что-то злобное. Я собираюсь с силами и все-таки прыгаю. Из-за монстра траектория прыжка меняется, и Матвей не успевает меня поймать. Крича, я лечу вниз и…

Просыпаюсь. Матвей будит меня. И засыпает вместе со мной, держа за руку. Остаток ночи я сплю спокойно. Когда я просыпаюсь по писку будильника, Матвея рядом уже нет. Он поставил мой телефон на зарядку, заказал завтрак из ресторана, который ждет меня на кухне, и растворился, не оставив записки или каких-либо других следов пребывания в моем доме.

Я вспоминаю вчерашние события, и это вгоняет меня в ступор. Кроме заказанного завтрака я вижу цветы на кухонном столе. Изысканные красные розы – их ровно двадцать одна штука. Он изменил своим принципам? Что происходит? Он правда влюблен в меня?

Я сижу за столом, глядя на розы, – кажется, что их лепестки из рубинов – и понимаю, что нахожусь в тупике. Что вчера было? Нет, серьезно, он что-то ко мне чувствует? Поэтому всегда рядом со мной? Но так не бывает. «Отвратительно! Уродство! Просто дерьмо собачье!» – плюется демон. Я вдруг понимаю, что все то время, когда Матвей был рядом, демон ни разу не появился. Демон его боится?

«Не пускай его больше! Не приближайся к нему! Не смей!» – кричит демон. Ему не хочется растворяться. Он боится. А я – нет. Парадокс.

Я наскоро ем, привожу себя в порядок, стягиваю волосы в высокий хвост и убегаю из дома. Мне безумно жалко порванный тренчкот, который Матвей поднял с пола и повесил на плечики. Но придется покупать новый. Скажу маме, что упала и порвала его. Надеюсь, она поверит.

Я спускаюсь по лестнице, выхожу на озаренную солнцем улицу и первым делом вижу Матвея. Он сидит в блестящей черной машине на заднем сиденье. За рулем – другой парень. Матвей открывает окно и жестом показывает мне, чтобы я села к нему.

– Что такое? – спрашиваю я изумленно.

Машина трогается с места.

– Едем в больницу, – без намека на любезность кидает Матвей.

– Мне вообще-то в университет надо, – говорю я.

– Сначала в больницу, потом в университет. У него безапелляционный тон.

– Но я опоздаю.

– Всегда приходится чем-то жертвовать.

Он абсолютно не такой, каким был ночью, когда держал меня за руку, и одет иначе, в деловом стиле, в костюм, правда, без галстука. Волосы зачесаны назад, лицо гладко выбрито – и когда только успел? Рано утром вызвал водителя, который привез ему все, что нужно, или успел съездить домой? Второе кажется сомнительным.

Мне приходится согласиться. Мы едем куда-то парень за рулем ловко управляется с машиной, хоть и изредка странно косится на меня в зеркало заднего вида. Я поглядываю на Матвея, отмечая для себя, как он выглядит при солнечном свете. Сейчас он другой. Взрослее, еще самоувереннее и грубее и при этом сохраняет свою холодную обворожительность.

Мне нравится его изучать. У него крохотная родинка на щеке, а на мочке уха круглый шрам – когда-то он носил серьгу.

– Учишься? – спрашивает Матвей, не глядя на меня.

– Чему?

– Испепелять взглядом.

– Не поняла, – хмурюсь я.

– Ты таращишься на меня, как на произведение искусства. Так хорош?

Он поворачивается ко мне и улыбается так, будто у него полон рот битых стекляшек.

– Не говори глупости.

– Тогда я некрасив, по-твоему? – зачем-то уточняет Матвей.

– У тебя талант все переворачивать с ног на голову.

– Хотя бы в этом талантлив. Рад, что ты нашла во мне хотя бы один плюс.

Он абсолютно невыносим. Мне хочется покинуть машину, но я молчу. О’кей, пусть везет в больницу, а оттуда я уйду сама.

Довольно быстро мы приезжаем в частную клинику, расположенную недалеко от моего дома, где со мной все так искренне милы, словно я волшебная фея, приносящая каждому радость.

Со мной все в порядке – никаких трещин, просто ушиб. Мне назначают какую-то мазь и отпускают, одаривая улыбками. А мне не до улыбок – я опоздала на учебу.

– Садись, – снова велит мне Матвей, который тенью слонялся за мной по больнице и вместе со мной сидел в кабинете доктора.

– Я поеду на метро, – хмуро говорю я.

Я приготовилась к тому, что он будет спорить со мной, но Матвей удивляет меня:

– Хорошо. Езжай на метро. – И добавляет: – Но хотя бы до метро я могу тебя подвезти?

Я растерянно киваю. Не знаю, чего от него ждать в следующий момент, но точно знаю, что, когда сажусь рядом и он касается моего лица, внутри что-то вспыхивает.

– Что? – спрашиваю я тихо.

– Ты красивая, – говорит Матвей, разглядывая меня.

– Не говори глупости.

– Это не моя прерогатива. – Он явно намекает на то, что моя. – Ты очень красива. И не смей отдавать свою красоту никому, кроме меня.

И что я должна отвечать на это? Благодарить, игриво смеяться, кокетничать, утверждать, что, напротив, страшная, или осыпать ответными комплиментами его? Я молчу.

Он велит молчаливому водителю подвезти меня до ближайшей станции метро. Я выхожу из машины и, вспомнив кое-что, стучусь в окно. Оно медленно опускается.

– Что?

Я улыбаюсь.

– Не помню, говорила или нет… Спасибо, что спас меня.

– Не говорила.

Матвей манит меня пальцем, чтобы я наклонилась. А когда я это делаю, целует в щеку. И я понимаю, что утонуть в его северном море будет легко и просто.