Однако все это будет потом, а в середине XV в. до этого было еще очень далеко, и никто ни в Польше, ни в Литве не мог предполагать, что не пройдет и трех столетий, и все радикально переменится, и не в лучшую сторону. Что же представляли собой армии Польского королевства и Великого княжества Литовского в «их самый славный час», в канун великих перемен, в дни Грюнвальда?

В начале XV в. при всех различиях в государственном и политическом строе Великого княжества Литовского и королевства Польского устройство вооруженных сил обоих государств было схожим друг с другом. И та, и другая армия были типичной средневековой. Основу ее составляла конница, тяжелая и легкая (в Литве традиционно легкая конница имела больший вес, чем в Польше), созываемая накануне кампании из числа вассалов короля и великого князя (посполитое рушение). Крупные магнаты со своей свитой (паны хоруговные) выступали в поход под своим знаменем-хоругвью, тогда как мелкие вассалы собирались в хоругви по территориальному принципу. Собственная литовская и польская пехота была немногочисленна и серьезной роли на поле битвы не играла. Кроме того, польские короли и великие литовские князья могли созывать на случай войны иностранных наемников (из Чехии, Моравии, Силезии, позднее из Венгрии и Германии), а также вассальных татар. Однако не они определяли лицо польско-литовского войска. Вооружение и тактика польско-литовских войск в конце XIV–XV вв. находились под сильным воздействием западноевропейской военной традиции (хотя в Литве ощущалось также и восточное влияние, обусловленное тем, что литовским войскам приходилось иметь дело с более разнообразными противниками, чем полякам). Немногочисленные подразделения телохранителей короля (польские curienses) и великого князя не имели серьезного боевого значения.

Начиная со 2-й половины XV в., особенно после того, как Польше удалось в 1466 г. нанести поражение своему старому противнику, Тевтонскому ордену, и сломить его мощь, Польша и Литва, соединенные под властью династии Ягеллонов, активизировали свою внешнюю политику, особенно на южном и юго-восточном направлениях. Ягеллоны предприняли попытку закрепиться в Подунавье и Северном Причерноморье, что не могло не вызвать обострения отношений с Крымским ханством и Османской империей. На восточном осложнились отношения с растущим Российским государством, правители которого заявили о своих претензиях на оказавшиеся под властью литовских князей западно– и южнорусские земли. Череда военных конфликтов с самыми разно-образными противниками ускорила развитие вооруженных сил державы Ягеллонов и положила начало их изменению.

Естественно, что, как и в Западной Европе (и не только там), отказ от наработанных веками военных традиций в Польше и в особенности в Литве проходил с большим трудом. И в первую очередь это коснулось посполитого рушения. Военная служба традиционно рассматривалась как привилегия благородного сословия. «Только Бог наш и сабля», – убеждена была шляхта, и в этих условиях не так просто было отказаться от посполитого рушения, несмотря на то, что чем дальше, тем больше оно утрачивало свою боеспособность. Для того чтобы подвигнуть посполитое рушение на войну, нужно было соблюсти целый ряд условий. Так, француз Б. де Виженер, составивший для избранного королем Речи Посполитой Генриха Валуа записку о его королевстве, отмечал, что «…в силу своих старинных прав дворяне, которые одни среди всех сословий носят оружие в Польше, обязаны к военной службе только внутри страны и на границах, не выходя из пределов государства. Поэтому, если бы король пожелал вести их дальше, то может сделать это не иначе, как с их согласия и за особую плату…»234.

Естественно, что при такой постановке вопроса оно становилось слишком ненадежным инструментом в руках короны, намеревавшейся вести более активную внешнюю политику. Именно поэтому и Ягеллоны, и наследовавшие им короли династии Ваза сохранили этот военный институт, правда, предприняв ряд попыток реформировать его. Особенно это заметно было в Литве, где в силу большей архаичности и консервативности социально-экономических и политических отношений шляхетская милиция еще долго считалась основой вооруженных сил Великого княжества Литовского. Поэтому имеет смысл остановиться на организации посполитого рушения в Великом княжестве Литовском и попытках его реформирования с целью придания ему определенной «правильности».

Литва, менее, чем Польша, развитая в экономическом отношении, не могла позволить себе роскошь иметь значительное число наемных войск даже в военное время, и потому посполитое рушение здесь сохраняло свое значение намного дольше, чем в самой Польше235. Однако организация его долгое время оставляла желать лучшего. Как отмечал отечественный историк М.К. Любавский, «…в течение всего XV в. военная служба, отправлявшаяся в Литовско-Русском государстве с имений, не была определена и регулирована никаким общим законом. Каждое имение было обязано своею службою… сообразно установившемуся обычаю или условиям приобретения имения на земскую службу…»236.

В условиях, когда напряженность в отношениях с Московским государством постоянно росла и время от времени разряжалась войнами, а с юга Литву еще в большей степени, чем Польшу, беспокоили татары, такой порядок далее был нетерпим. Чрезвычайная ситуация настоятельно требовала реорганизации вооруженных сил. Этим и были обусловлены неоднократные попытки реформирования посполитого рушения, выразившиеся в неоднократных попытках сейма урегулировать военную службу. Еще в 1502 г. великий князь Александр Казимирович на сейме с панами радными и церковными прелатами в Новгородке постановил, что отныне всякий землевладелец обязан выступать в поход «конно, людно и оружно», выставляя с каждых 10 служб одного полностью вооруженного и экипированного конного ратника. При его преемнике Сигизмунде I Виленский сейм 1 мая 1528 г. постановил, что «…хтокольвек маеть людей свойих в ыйменьях своих, тот повинен с кождых осми служоб людей ставити пахолка на добром кони во зброе з древом, с прапором, на котором бы был панъцер, прылъбица, меч, або корд, сукня цветная, павеза и остроги две…». Помимо всадников, снаряженных «по усарьску» или по «козацьку», державцы были обязаны также выставлять и пехотинцев-драбов, вооруженных ручницами, секирами и ощепами (род дротика)237.

Решения сейма были дополнены и расширены статутом 1529 г., 2-й раздел которого был целиком и полностью посвящен вопросам организации «обороны земской». Там говорилось следующее: «Уставляем с призволенем рад наших зуполных и всих подданых, иж кождый князь и пан, и дворанин, и вдова, также иж который сирота, лета зуполные маючи, часу потребы с нами и с потомки нашими або при гетманех наших повинен войну служити и выправляти на службу военную, колко бы коли надобе было подле уфалы земское, яко на тот час потреба будет вказывати, то ест з людей отчизных, так похожих, и з ымене так отчизного, как выслужоного, так купленого, – кроме хто бы от нас держал в заставе имене нашо, тогды тот з людей наших не будет повинен выправовати подле уфалы, которая на тот час будет уставлена, – пахолка на добром кони, чтобы конь стоял за чотыри копы грошей, а на нем панцэр, прылбица а корд, павезка а древце с прапорцом…»238.

Основные положения этого статута были повторены в статутах 1566 и 1588 гг.239, которые отличались лишь тем, что в их 2-м разделе, также целиком посвященном вопросам организации литовского войска, появился ряд статей, касающихся службы наемных солдат-жолнеров240. Таким образом, в Литве посполитое рушение оставалось основой войска вплоть до самого конца XVI в. Так, готовясь к большому походу против Ивана Грозного, король Польши и великий князь литовский Сигизмунд II Август в 1567 г. собрал посполитое рушение с литовских земель общей численностью 27 708 чел. конницы и 5588 пехотинцев-драбов241.