— Я не отказываюсь... — через силу выговорил колобок, со злостью глядя то на пепельницу, то на меня. — Я просто хотел сказать, что...

— ... что вам не нравится эта карточка с фотографией Президента, — ласково продолжил за него я. — Выражайтесь откровенно, не бойтесь! Значит, вы не хотите, чтобы в день выборов москвичи, голосующие за Президента, сэкономили в метро на жетонах? Так?

— Нет, почему же... — Мэр выдавливал из себя речь, как засохшую пасту из тюбика. — В принципе... я не возражаю против... вашей идеи. Мэрия готова принять на себя... расходы. — Последнее слово далось Круглову особенно нелегко.

Я бросился к Игорю Михайловичу и снова пожал его честную ладонь. И снова мэр не успел ее вовремя отдернуть. Эх, жаль, что фотографа здесь не было!

— Спасибо, спасибо! — с пылом сказал я. — Как я рад, что мы нашли общий язык!.. Ой, вы уже уходите? А то посидите, Ксения чай организует...

Под прицелом пепельницы перекошенный багровый Круглов беззвучно отступил к двери, беззвучно выматерился и пропал, даже не сделав дяде ручкой. Ну и пускай, не помру без его «до свиданья». Сам Дик Ньютон — и тот не справился бы с колобком без единого выстрела, как я. Прошу приплюсовать тридцать очков мне в зачет.

Дождавшись, пока за мэром захлопнется дверь, я вернул пепельницу на место, опять запустил руку в боковой ящик стола и отключил портативную машинку для измельчения бумаг: именно она и издавала зловещий тихий гул. В отличие от господина Сухарева, бывшего шефа бывшей президентской СБ, я не имею обыкновения записывать кремлевские разговоры. И сроду не держу у себя никакой подслушивающей техники. Я все-таки лучше, чем обо мне думают. Даже...

Дзззззззз! — вклинилось в мои раздумья мерзкое телефонное дребезжание. Я дернулся: это был не обычный рядовой звонок.

На моем столе дребезжал ярко-красный телефон Для Чрезвычайных Происшествий.

— Шаг влево, пожалуйста, — попросил мужчина средних лет в потертых синих джинсах и цветастой рубашке с закатанными рукавами. В сравнении с церемониальными черными костюмами кремлевской обслуги его одежда напоминала пестрый конфетный фантик, кое-как приляпанный к безупречно одноцветной панели компьютера.

Президент России повиновался команде. А что ему оставалось делать?

— Теперь вы, — обратился мужчина уже ко мне, — вы шагните сюда и станьте рядом с ним. Вот здесь... нет, правее. Спокойно, без резких движений... И, бога ради, не заденьте эти провода, иначе нам хана...

Мой Сердюк попытался было последовать за мной.

— Куда? — осадил его наш джинсовый командир. — Вы мне не нужны. Только Президент и премьер, только эти двое... Будьте добры, немедленно вернитесь на место. Ну, я жду!

Сердюк в растерянности поглядел на меня. По инструкции он обязан был находиться неподалеку от меня при любых обстоятельствах — не исключая авиакатастрофы, шторма, лесного пожара и, конечно, захвата заложников. Сейчас же должностная инструкция стремительно улетала в тартарары: сперва мои штатные охранники Дмитро и Олесь были оставлены внизу, в гардеробе, а теперь него, референта премьер-министра Козицкого, преступно разлучали с основным объектом прикрытия.

— У нас только пять минут. — Мужчина в цветастой рубашке прислушался к отчетливому тиканью таймера и глянул в упор на непослушного Сердюка. — Мы напрасно теряем время...

Я кивнул головой, подтверждая, что надо выполнить требование. В данной обстановке самоотверженность Сердюка выглядела красивым, но неуместным жестом. Есть ситуации, в которых необходимо подчиняться быстро, без разговоров, без объяснений. Это — одна из них.

С тяжелым вздохом мой референт отошел обратно к дальней стене и замер там в ожидании момента, когда можно будет рвануться мне на выручку. Было в нем что-то от тигра, готовящегося к прыжку. Такого заводного тигра из игрушечного магазина на улице Артема. Похожего я как раз покупал внуку на день рождения.

— Спасибо, — проговорил мужчина и, сразу забыв про моего референта, показал растопыренную пятерню другому пришельцу, в кожаной безрукавке со множеством накладных карманов. — Внимание, начинаем отсчет! Катя, свет!

Над головами вспыхнули софиты.

— Мокеич, камера!

Мокеич в кожаной безрукавке навел на меня раструб телеобъектива.

— Президент хорош, — промычал он, не отрываясь от камеры. — А украинский премьер — в тени. Картинку не вытянем, будет одна радуга вместо лица.

— Катенька, свет на две единицы вправо! Я же просил! — сердито крикнул главный распорядитель съемок. — Премьер тёмный!

Тут же прямо в лицо мне ударил свет софита, едва не ослепив. Невидимая Катенька постаралась.

— В норме оба, — провозгласил из-за камеры кожаный Мокеич. — Я готов, Сергей, работаем обоих.

Вся мучительная процедура называлась протокольной съемкой. Ни в одной из стран мира, где я побывал, телевизионщики не отличались особым тактом. В Дании, например, во время официальной аудиенции у королевы тамошний оператор наступил мне на ногу и не извинился. А в Литве я чуть не получил направленным микрофоном по уху. Говорят, лишь в Ватикане тележурналисты-католики ведут себя более-менее прилично: дерзость в присутствии Папы Римского чревата неприятностями не только на этом свете, но и на том. У Святого престола, как известно, обширные связи наверху.

— Разговаривайте, разговаривайте, пожалуйста, — сказал нам джинсовый Сергей, складывая из двух пальцев нолик. — Делайте вид, как будто нас нет... Как будто вы вдвоем обсуждаете проблемы... Мокеич, пошел!

Тихо зажужжала камера.

— Я думаю, что... э-э... — начал Президент России.

Обсуждение проблем было внезапно прервано в самом начале.

Где-то вверху раздался приглушенный взрыв. Свет померк. Над моей головой со свистом пронеслась туча осколков. Я увидел, как Сердюк делает гигантский прыжок, надеясь закрыть премьера Козицкого своим телом. С другой стороны такой же прыжок совершил и переводчик российского Президента — человек-танк под стать Сердюку. Оба летающих переводчика, не рассчитав, столкнулись друг с другом еще в воздухе. Надеюсь, у моего Сердюка лоб будет покрепче. Другого такого помощника мне уже не найти.

— Катька! — сердито завопил джинсовый Сергей. — Ты почему не ввернула новую лампу?! Я же тебя просил, диверсантка!

Теперь-то я увидел возле софитов диверсантку — маленькую, щуплую и, по-моему, беременную.

— Это и была новая, — уныло отозвалась осветительница. — Не кричите так, мне волноваться вредно. С понедельника я вообще в декрете, и катитесь вы со своими лампами...

Оба переводчика тем временем осознали, что тревога была учебной. Встав с полу, они отряхнулись, оценили габариты друг друга и возвратились на исходные позиции. Несмотря на сильное столкновение в воздухе, выглядели оба целыми и невредимыми. Профессионалы, ничего не скажешь.