— Я думаю, что-о-о можно садиться за стол, — произнес Президент России и сделал приглашающий жест. — Сколько соловья, понимаешь, баснями ни корми, а он...

Сердюк плотоядно потер руки.

Человек-танк расправил бумажные салфетки в вазе.

Я отодвинул стул, уже собираясь сесть.

«Тревога! — неожиданно заверещала у меня в мозгу сирена Внутренней Безпеки. — Обернись! Быстрее обернись!»

Проклиная свою истеричную дуру-интуицию, я инстинктивно обернулся. И оцепенел.

Президент России, не докончив фразы о соловье и баснях, стал вдруг медленно садиться на пол, куда-то мимо стула. На лице его возникла гримаса боли пополам с удивлением. Правой рукой он еще пытался поймать ускользающую от него спинку стула, а левая его рука неуверенно поползла к нагрудному карману пиджака, словно бы глава российского государства решил внезапно проверить, цело ли содержимое этого кармана... Слева, где сердце.

Человек-танк, резко оттолкнувшись от стола, с рычанием бросился к своему Президенту и успел подхватить его в объятия у самого пола. Но совсем удержать не смог — лишь смягчил падение.

Одна из ножек банкетного стола подломилась. Бутылки с тревожным звоном чокнулись с бокалами. Икорное блюдо, как живое, поехало к краю. Ваза с салфетками опрокинулась в хлебницу.

— Врача! Скорее зовите врача! — Я преодолел оцепенение, но сил моих пока хватило всего лишь на крик.

— Ликаря! Скорийшэ клычьтэ ликаря! — заорал вслед за мной ополоумевший Сердюк, от неожиданности забыв, с какого языка на какой ему положено сегодня переводить.

На лице Президента России уже не было удивления. Только одна боль.

Грохнулось об пол блюдо с черной икрой. Так и не поделенный никем пирожковый флот рассыпался по паркету.

Я наблюдал, как они оба входят в мой кабинет — молодой и пожилой. Баловень судьбы Илюша Милов задел головой за притолоку, жизнерадостно чертыхнулся и, не дожидаясь приглашения сесть, козликом запрыгнул в самое красивое из гостевых кресел. Старый опытный телеволк Вадим Вадимыч Позднышев действовал неторопливо: сначала дотронулся двумя пальцами до косяка, потом правой ногой переступил порог и лишь после этого позволил себе полностью зайти. Но и зайдя, он не стал выбирать себе удобное местечко, а перво-наперво поглядел вопросительно на меня.

— Господи, да садитесь, Вадим Вадимович! — улыбнулся я. — Что за китайские церемонии?

Позднышев нашел кресло поскромнее и присел.

«Один — ноль» в пользу старика, отметил я про себя. Я прекрасно знал, что Вадим Вадимыч отродясь не был пай-дедушкой. Когда требовалось, он мог не только усесться без приглашения, но и положить по-американски ноги на стол. Илюша пока не сообразил, что Позднышев уже начал свою игру на опережение. Вот они, старые кадры! Еще не сказав ни слова, Вадим Вадимыч сразу же дал мне понять, в какой манере следует вести сегодняшний «круглый стол». Разболтайный Илюшин стиль вполне годится для ток-шоу, но у нас в вечернем эфире не балаган с девочками, а Мероприятие с большой буквы. Взвешенность, взвешенность и еще раз взвешенность.

— Полагаю, вы оба догадались, для чего приглашены, — обратился я к подчиненным. — Верно?

Старик Позднышев промолчал, ибо вопрос мой был риторическим и ответа не требовал.

— Ясно для чего! — за двоих ответил Милов, потягиваясь в мягком кресле. — Чтобы выбрать на сегодня ведущего прямого эфира. Наш кандидатский квартет остро нуждается в хорошем дирижере.

— Так оно и есть, — согласился я. — Давайте вместе решим, кто будет рулить... Думаю, нам не нужно вызывать из Эстонии господина Куузика?

Оба моих собеседника уловили юмор. Илюша весело загоготал, хлопая по подлокотникам. Вадим Вадимыч деликатно хмыкнул в ладошку.

Предприимчивый эстонец Матс Куузик царил у нас в «Останкино» лет десять назад, когда развязность еще можно было выдавать за смелость. Шустрый Матс прославился тем, что, приглашая в студию знаменитостей, задавал им в лоб один-единственный коронный вопрос: «А скажит-те, пожалуйст-та, скооолько вы зарабатывает-те?» Знаменитости тут же терялись, а некоторые из них даже неосторожно пробалтывались. Поначалу выглядело все это забавно, потом стало приедаться.

Эпоха Куузика сошла на нет, как только наши репортеры сообразили, что сами могут задавать гостям этот же коронный вопрос, да еще без тягучего эстонского акцента. Матса быстренько удалили за штат, и он стал возникать наездами — то на одном канале, то на другом. Скоро прошел слух, что Куузик еще подрабатывает в налоговой полиции, которая по его теленаводкам аккуратно проверяет недоплательщиков из числа звезд... Вспыхнул скандал. Пару раз обиженные клиенты побили Куузику физиономию, после чего тот окончательно вернулся на историческую родину. Где, кстати, и до сих пор неплохо зарабатывает на таллинском ТВ — разоблачает козни русских гегемонистов. Каждую среду с девяти до десяти вечера по московскому времени.

— Итак, господина Матса не зовем, — сделал вывод я. — Остается двое реальных претендентов — вы, Илья, и вы, Вадим Вадимович.

У Илюши Милова заблестели глаза: «круглый стол» с кандидатами всегда был лакомым кусочком. Эфир в прайм-тайм, отдельный гонорар от Центризбиркома плюс увлекательная возможность хоть час да покомандовать политиками. Хорошая надбавка к имиджу, не правда ли? Милов, с которым мы были почти ровесники, всерьез рассчитывал, что я выберу именно его. Пожилой Вадим Вадимыч этого же, по-моему, больше всего и опасался.

— А почему бы, Аркадий Николаевич, вам самому не провести прямой эфир? — вдруг предложил мне Позднышев. — У вас ведь огромный опыт по этой части...

Я заметил, как по лицу Илюши пробежало выражение легкого недовольства, и мысленно поздравил Вадима Вадимыча со счетом «два — ноль» в его пользу. И Позднышев, и Милов знали, что я откажусь. Но предложить боссу лучший кусок со стола — святая обязанность подчиненного. Старик вспомнил об этом чуть раньше. И тем самым вновь подчеркнул, что у него до сих пор отменная реакция.

— Это исключено, — покачал я головой. — Беру самоотвод. Став начальником, я ушел из большого спорта. Поэтому снимаю мою кандидатуру без дальнейших прений. Мне хотелось бы все-таки узнать ваши планы на вечер. Есть у каждого из вас своя концепция программы?

— Так, некоторые наметки, — застенчиво сказал Позднышев.

Милов же, наоборот, по-рыбацки развел руками, показывая, какая здоровенная готовая концепция плещется в его садке. Того и гляди выпрыгнет.

— Начнем по старшинству? — послал я пас Вадиму Вадимычу. У выступающего первым были при обсуждении худшие шансы: тот, кто говорил следом, мог без труда пинать предыдущего.

— Молодым везде у нас дорога, — удачно отбил старик мой пас. — Дадим-ка сначала слово Илье. Кажется, он придумал на сегодня что-то оригинальное.