Револьверный выстрел, возвещающий начало заезда, прозвучал неожиданно. К тому же стрелявший находился слишком близко к лошадям, на которых сидели подводники. Дотоле смирная кобыла Бергмана встрепенулась и стрелой понеслась прочь, унося на своей спине моментально протрезвевшего и насмерть перепуганного седока, который с огромнейшим трудом, каким-то чудом еще удерживался на ее спине, вцепившись одной рукой в гриву, а другой обнимая животное за шею. К счастью, движение происходило в нужном направлении. Растревоженная кобыла пересекла финишную черту, на корпус обогнав лошадь Касселя, которая была так перепугана поведением своей товарки, что бросилась вдогонку. Кавалеристы, умевшие управлять лошадьми, остались далеко позади горе-жокеев, сумевших сползти на землю только после того, как лошади были вынуждены остановиться. В ту ночь вино лилось рекой, причем за счет кавалеристов.

12 ноября пятиместный «зибель», единственным пассажиром которого был Кречмер, совершил промежуточную посадку для дозаправки в Дрездене и продолжил рейс до Берлина. По прибытии капитана на машине доставили в роскошный отель «Кайзергоф», куда помещали только самых почетных гостей рейхсканцелярии. Кречмер принял ванну, немного отдохнул и явился к Редеру доложить о своем прибытии. Главнокомандующий ВМФ выглядел усталым.

– Мы с вами знакомы, Кречмер, – сказал он. – Я имел удовольствие не так давно вручить вам Рыцарский крест в Лориенте и хорошо запомнил экипаж «U-99», поскольку на вас была британская форма. Следует признать, вы весьма неплохо выглядели. А теперь расскажите мне о Лориенте. Что, по вашему мнению, необходимо, чтобы помочь подводникам?

Кречмер повторил то, что он неоднократно обсуждал с Дёницем: необходимо наладить взаимодействие с авиацией в вопросах обнаружения конвоя, а также для обеспечения прикрытия над Бискайским заливом воздушной разведки и атак с воздуха. В 11 часов он вернулся в «Кайзергоф», наивно предполагая, что сообщил Редеру нечто новое. Он был уверен, что сумел сделать то, что не удалось Дёницу, – «заставил работать кабинетных моряков из Берлина». Пребывая в счастливой эйфории, Кречмер не подумал, что усталость Редера вызвана тем, что он слишком хорошо понимает, что нужно сделать, но не имеет политического влияния, чтобы эти действия осуществить. В Берлине у руля стояли политики, а успеха можно было достичь только с помощью высокопоставленных друзей.

В 11.30 прибыла машина, чтобы доставить Кречмера в рейхсканцелярию. Он подумал, что представляется довольно странным использовать машину для поездки протяженностью 200 ярдов, в то время как на фронте постоянно не хватает горючего. Он снова подумал о Гитлере. Как и большинство офицеров военно-морского флота он знал о фюрере и о партийной верхушке только то, что читал в периодической печати. Он шел на встречу с Гитлером с таким чувством, которое, должно быть, испытывает офицер Королевского ВМФ при входе в Букингемский дворец для получения Креста Виктории. Когда машина остановилась у канцелярии, он легко выпрыгнул на тротуар, поправил форменную фуражку и только после этого поднялся по ступенькам, ведущим к массивным дверям, над которыми нависал немецкий орел. Кречмера сопровождал один из адъютантов Гитлера, капитан фон Путкамер, которому поручили посвятить боевого капитана в детали предстоящей процедуры. Они миновали вестибюль и вошли в приемную, где Гитлер давал аудиенции. Кречмер был последним в списке утренних посетителей рейхсканцелярии. Попутно ему сообщили, что первым в списке вечерних визитеров значился Молотов, министр иностранных дел СССР, нового союзника Германии. Кречмер простодушно поведал Путкамеру, что на корабле ему никто не поверит, когда он расскажет, что за ним в очереди оказался русский министр.

Ровно в полдень Путкамер отошел в сторону, и в тот же момент в приемную вошел Гитлер в сопровождении адъютанта. Путкамер представил фюреру капитана Кречмера, и официальная церемония началась. Гитлер произнес несколько хвалебных фраз в адрес своего гостя и вручил ему отделанную золотом открытую коробочку, в которой поблескивали «Дубовые листья». Фюрер и его гость присели на стоящий в приемной диван, и, выдержав паузу, Гитлер начал говорить.

– Это хорошо, что наши враги начали войну так рано, – торжественно провозгласил он. – Нам бы пришлось значительно тяжелее, если бы они дольше выжидали, при этом продолжая наращивать свою военную мощь. Мы сохранили для нашего военно-морского флота порты Биская. И я чрезвычайно рад этому факту. С самого начала кампании я был намерен предназначить французские порты Ла-Манша для нашего подводного флота.

Затем Гитлер поинтересовался, как развивается подводная война. Кречмер секунду помедлил, не зная, насколько он может быть откровенным, но в духе лучших традиций подводного флота решил нырять.

– Появление новых субмарин значительно облегчило наше положение, однако заводские рабочие должны понимать, что, чем больше они строят подлодок и чем быстрее они это делают, тем больше у нас появится возможностей для нападения на вражеские конвои. Мы сможем настолько увеличить общее количество «волчьих стай», ведущих ночные атаки, и численность каждой из них, что полностью уничтожим конвои или, по крайней мере, ослабим их так, что сделаем конвойную систему экономически нецелесообразной. В настоящее время англичане настолько любезны, что собирают свои суда вместе, чтобы нам было легче атаковать. Они экономят нам время, которое мы в противном случае потратили бы рыская по морю в поисках одиноких судов. Но нам необходимо усовершенствовать имеющиеся в нашем распоряжении средства обнаружения конвоев. Эта задача может быть решена только одним способом: развитием системы воздушной разведки над Атлантикой. Когда в море находится большое количество субмарин, вовремя полученный сигнал от самолета станет мощнейшим разрушительным импульсом, который не смогут не почувствовать наши враги. Ведь нельзя не признать, что в процессе патрулирования нам далеко не всегда удается обнаружить конвои.

Гитлер очень внимательно выслушал своего собеседника и кивнул:

– Благодарю за откровенность, капитан. Заверяю вас, что сделаю все, что в моих силах, для вас и ваших коллег. На ленч вы остаетесь со мной.

С этими словами он быстро покинул помещение, а Путкамер проводил Кречмера в обеденный зал. Там уже находилась дюжина адъютантов и незнакомые Кречмеру гражданские лица. Все они терпеливо стояли за спинками своих стульев, ожидая, пока Гитлер первым займет место. Капитану показали его почетное место – по правую руку от фюрера. Гитлер быстро вошел и сел. Стол был круглым, поэтому создавалось впечатление, что все присутствующие в одинаковом положении: никто не сидит во главе стола или в его конце. Кречмер впервые был приглашен к столу в рейхсканцелярии. Его несколько удивило, что в меню отсутствовало мясо. Но что было значительно неприятнее – к столу не подавались алкогольные напитки и не разрешалось курить.

За столом прислуживали здоровенные эсэсовцы, которые всем своим видом давали понять, что оказывают Кречмеру любезность, принося пищу. По крайней мере, такое впечатление создалось у самого Кречмера. Застольная беседа касалась главным образом прибытия из Москвы Молотова. Один из адъютантов доложил, что, когда русские на границе пересели в немецкий поезд, что являлось вынужденной мерой ввиду различия в размерах железнодорожной колеи, они отказались от предложенной им пищи и ели только то, что захватили с собой.