Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Свободный перефраз, док. Не ожидали? Я вообще неплохо рифмую. Я, знаете, большой мастер рифмовать.
— Это же был ты.
— О чем вы?
Они отлично поняли друг друга. Автор письма и источник утечки. И этого парня он должен был выдать Атону. Интересно, что тот будет делать.
— Убьет, вот и все. Не такой уж я незаменимый. У него теперь есть вы.
— А? Что?
— Спокойнее, док. Ваши мысли читаются у вас на лице. Спокойнее. Делайте, что должны и ни о чем не беспокойтесь, я РАЗРЕШАЮ.
Поганец выделил последнее слово голосом. И потом перед самым концом, перед тем, как Тому надо было идти на доклад к шефу, вслед, словно удар исподтишка, добавил последнюю каплю яда: «Знаешь, в чем заключается правда, док? Тебе никого из нас не надо было спасать. Только себя».
Девятнадцатое
«Рэй — Гарди — он», — Том привычно прокрутил мишень, расставляя по местам людей. Почему он попал в этот треугольник? С Рэем было все понятно — алкоголик на фоне остаточной органической патологии и смерти жены. Гарди? Самоубийца. Трудное детство. Но ты сам? «Твое детство было не легче», — подкинуло версию подсознание. Но не так и не в том. И он в отличие от тех двоих понимал, ЧТО делает, сознательно шел на преступление, хотя мог уклониться, хотел и стремился довести дело до конца.
«Все еще надеешься на прощение, доктор?».
«Нет».
«Точно. Ведь твой отец почти ушел к твоему брату. Еще бы чуть-чуть. Если бы не эта лишняя доза, то все. Зов крови и романтика брошенного ребенка сыграли бы свое дело».
«Но я уладил вопрос».
«Это точно. То-то ты так замечательно общаешься со своей семьей».
«Моя мать мертва».
Он вздрогнул, очнувшись от пронзительного звонка в дверь.
— Том Рандер? Вам срочное сообщение.
Конверт. «Многоуважаемый сэр, с прискорбием сообщаем вам о смерти мистера Томаса-старшего, вашего отца. В связи с обстоятельствами его смерти, просим срочно принять решение о характере его похорон».
— И все-таки ты сделал это, — невольно прошептал он вслух.
— Извините, сэр. Вы что-то сказали?
— Ничего. Спасибо.
Он закрыл дверь, тщательно проверил замки.
«Но не из-за тебя», — бился о выстроенную стену самообороны внутренний голос.
«Тем больнее. Так можно было бы сказать, что хоть что-то контролируешь».
«Ну извини, малыш. Не в это раз. В этот раз все обойдется без тебя. Пьеса закончена. Аплодисменты. Занавес. Послепремьерная афиша».
И вдруг Том понял с совершенной ясностью и острым привкусом нахлынувшей горечи, что отныне вспоминать будет он один.
Он рванул воротничок халата. Гарди, ему нужно было предупредить Гарди или даже принять удар на себя. Подскочив к столу, он схватил бумагу, сел писать письмо, но бросил на полстрочки. Поздно, никто не поверит ему. Убедительные доказательства. ОН САМ привел неопровержимые доказательства виновности парня Атону, наглядно показал, как племянник подставлял под подозрение Рэя, как пытался замести следы.
«Еще один. Этого ты, по крайней мере, проконтролировал до конца».
Резким замахом руки Том сбросил со стола все бумаги, мешавшие ему думать. Сегодня он хотел отвечать перед самим собой. Хотел. Ключевое слово. Как краешек письма, вспоротый бритвой, оно прорезалось сквозь забвение и боль, желание помнить и желание забыть, подавить то, что не должно было прорастать в жизнь.
«Ты уж определись, док, в какую сторону плыть, а то прибьет не к тому берегу».
«Хочу».
«Точно?»
«Да».
Несмотря на страх и сомнения, он хотел первым озвучить ответ на поставленный вопрос.
Двадцатое
Выстрел. Еще один. Еще. Гарди любил стрелять по неподвижным мишеням, таким, каким сейчас был он сам.
— Привет, Рэй. Давно не виделись.
— Ты?
— Удивлен, что я выпутался? Скажи спасибо доку. Его смерть была крайне вовремя. Приятно, что на настоящих специалистов всегда можно положиться.
— Это ты довел его до ручки? — нахмурился Рэй.
— Я? Что ты. Он сумел справиться с этим сам. Я, может быть, чуть подтолкнул процесс. Знаешь, письмо сюда, письмо туда. Люди так легко верят написанному.
— Мерзавец.
— Тебя-то я спас. Не забывай.
— И явился, чтобы требовать долг?
Гарди отрицательно покачал головой.
— Явился сказать, что Атон умер. Сердечный приступ, представляешь? Такие вот дела. Что творит современная медицина! А еще ругают бесплатное образование. Нет, государственная подготовка психотерапевтов на высоте!.. Можешь спать спокойно. Мертвые не мстят.
Он сменил патроны, еще пару раз навскидку выстрелил по мишеням.
— Знаешь, Рэй, как я хочу жить?!. До боли в груди. И не могу, — Гарди говорил, не поднимая глаз, словно выискивая упавшую гильзу. — Борюсь — и не могу. Последние пару лет были совсем никакими. Но со мной все понятно. Я человек конченый, но ты-то что?
— Оставь меня в покое.
— Это пожалуйста, это как скажешь.
Через пару часов они оставили пустую бутылку в сторону. Гарди встал.
— Мне пора. Ты же служишь людям, и ты умен, ты должен понимать.
— Как ты меня нашел?
Несмотря на приятную встречу, Рэя мучил лишь этот вопрос.
— Никак не успокоишься? Расслабься. Ты обронил визитку больницы Святого Лукаса, когда мы с тобой проверяли маршрут. Я позвонил туда, — это, кстати, стоило денег, они здорово берут за межпланетные переговоры, ты не знал? — поплакался в жилетку милой барышне и узнал твое настоящее имя и адрес. Все просто. В это мире вообще все просто. Все завязано на таких простых вещах и отношениях, даже паршиво.
— Что?
— Все. Жизнь в целом. Но это, конечно, не у тебя. Тебе надо жить и получать удовольствие, браток. Судьба подарила нам второй шанс. Почему ты просто не вернулся домой?
«Обронил визитку? Выкрал Гарди ее, наверняка, вот как было на самом деле, а может просто воспользовался своим даром предвидения. Что дальше? Проникновение в дом, в его квартиру? Что еще Гарди знал о нем? О его семье?» — Рэй боялся своего бывшего компаньона.
— А ты сейчас… что…? Как…?
— Боишься? Не бойся. Я не участвую в делах. Нашлись люди, подхватили готовый бизнес. Всегда находятся… Иногда мне жаль, что он умер, думая, что это я предал его. Знаешь, как-то тошненько. Вот я и пришел посмотреть на тебя, убедиться, что дело того стоило.
— Что?
— Подлости. Оно, конечно, не оправдание, но все же.
Странный все-таки был этот парень, Гарди, немного сдвинутый, но что с такого взять. Крысиный выкормыш, полууродец, почти не человек.
Двадцать первое
«Никогда не возвращайся в