Ростом он был Генри повыше колена и в целом похож на обычного человека, за исключением разве что огромных ног: каждая ступня была вполовину его роста. Одет он был так же, как его тайлисы: длинная одежка без воротника, порванная в нескольких местах. Волосы торчали строго вверх, лучистые бледно-зеленые глаза ярко сияли на морщинистом, как грецкий орех, лице.

– Меня кто-то звал? – спросил человечек, поднимая фонарь выше.

Джетт тяжело сглотнул и боком подобрался к Генри.

– Он что, тоже из вашей труппы? Костюм у него отличный.

– Я думаю, это и есть Худое Пальтишко, – также тихо ответил Генри.

Оба не отводили взгляда от коротышки. Тот терпеливо ждал, глядя на них с безмятежной улыбкой, иногда прерываясь на то, чтобы зевнуть.

– Ага, конечно. Слушай, мы же взрослые люди. Предоставь переговоры с этим карликом мне. Привет, приятель! – громко сказал Джетт коротышке. – Отличный денек.

– Истинно так. – Худое Пальтишко так сладко зевнул, что Генри смог подробно разглядеть его рот, полный мелких, неожиданно острых зубов. Потом Пальтишко со стуком захлопнул его, потер кулаком глаз и сказал: – Куда путь держите, юноши?

– Идем в Башню загадок. Сколько возьмешь за то, чтобы нас туда отвести? У нас, правда, денег нет, но мы тебе расписку напишем.

Улыбка Пальтишки стала еще шире, теперь она больше была похожа на оскал.

– Отведу вас с превеликим удовольствием и совершенно без всякой платы. Следуйте за мной, добрые люди. – Коротышка развернулся и зашагал прочь, раздвигая худой ручкой ветки. Иглы цеплялись за его одежку, надрывая ее сильнее, но он даже не замечал этого.

– Даже не думал, что будет так просто, – фыркнул Джетт. Он опять улыбался во весь рот, словно это не он тут пять минут назад стенал и раскачивался, сидя на земле.

– Нельзя за ним идти, – сказал Генри. – Сами выберемся.

– Ты что, совсем с ума сошел? Жизнь налаживается! Какой-то тип появляется посреди леса и предлагает бесплатно нас вывести, а ты упираешься? С чего?

Генри хотел было объяснить ему, что всегда чувствует опасность, она как высокий, стучащий звук в ушах, но так ничего и не сказал: слишком уж это было личное.

– Мой жизненный опыт говорит: если что-то предлагают, не отказывайся, второй раз не предложат, – сказал Джетт. – Пошли. Увидишь, на этот раз я правда знаю, что делаю.

Джетт развернулся и заковылял вслед за Пальтишком. Генри замер. Отец всегда говорил ему: «Люди – как стадо, любят делать все так же, как другие, и это их слабая сторона. Ты должен принимать решения сам, ни на кого не оглядываться, тогда победишь их».

Но сейчас ему хотелось сделать так, как делают люди, – в конце концов, два последних безумных дня были лучшими в его жизни. И, стараясь не слушать голос отца, он пошел за Джеттом, отпихивая с дороги надоедливые еловые лапы.

Елки вокруг становились крупнее и старше, их иссохшие иглы, едва держащиеся на ветках, все сильнее царапали лицо. Лес менялся, но вокруг не было ничего, хоть отдаленно похожего на пропасть или башню.

А потом Джетт остановился.

– Слушай, а где коротышка? Он же только что был тут. Сбежал, что ли?

– Ладно, сами дойдем, – пробормотал Генри, шагнул вперед – и нога у него вдруг провалилась вниз.

От неожиданности он упал вперед. Руки сразу продавили тонкую, рыхлую почву насквозь, а под ней… Под ней была пустота. Генри рванулся обратно, и земля там, где он только что был, осыпалась. Он хватался за край ямы, но земля сползала вниз только сильнее, и он барахтался среди комьев почвы и сухой хвои, проваливаясь все глубже.

Раздался треск: елка, стоявшая рядом, пошатнулась и упала, тоже лишившись опоры. Генри едва успел дернуться в сторону. Его обдало иголками, но не задело, земля вокруг вздрогнула и начала осыпаться быстрее. Деревья, которые ель зацепила на своем пути, зашатались и стали валиться друг на друга. Они падали так легко, словно были посажены в золу, вокруг все трещало, земля ползла в ямы, и Генри, до боли закусив губу, велел себе успокоиться. Толстенная ель неподалеку пока стояла, и он, барахтаясь и увязая в рассыпчатой земле, подобрался ближе и ухватился за корни. Ель заскрипела и начала крениться, Генри вскарабкался на ствол так, чтобы его не придавило, и тут дерево ухнуло вниз.

Все получилось так, как он рассчитал, – дерево было такое большое, что не провалилось в расползающиеся ямы, а упало верхушкой на клочок твердой земли, легло крепко, как мост. Генри полежал пару секунд, прижимаясь лицом к коре – от удара все мысли будто выбило из головы, – и тут ветки рядом с его лицом заходили ходуном, и среди них показалась рыжая голова Джетта. Тот с ошалевшим видом перебрался на ствол, лег, обхватив его руками, и притих.

Ель поблизости закачалась, но не упала, в очередную яму с шорохом сползло немного хвои. Земля вздрогнула и замерла, древесный треск постепенно стихал. Генри осторожно сел, положив ладони на ствол и спустив ноги в пустоту. Лес выглядел так, будто его повалило бурей. С землей в этом месте явно было что-то не так: непрочная, сухая, как пыль.

– Ого, – выдавил он, глядя вниз, на торчащие повсюду вывороченные корни.

– Всё, мы покойники. В списке мест, куда я меньше всего хотел бы попасть, это – в первой тройке, – выдавил Джетт, не отрывая взгляда от уходящей глубоко вниз ямы под ними. – Но есть и хорошая новость – Пропасти близко.

– С чего ты взял? – спросил Генри, озираясь. Он пытался высмотреть вокруг хоть пару клочков твердой, надежной земли.

– Мама мне рассказывала: на окраине лесов, которые выходят к Пропастям, кое-где земля слабая, тонкая, как… как слой глазури на торте, – еле шевеля побелевшими губами, бормотал Джетт, не обращая внимания на то, что Генри вытащил нож и лихорадочно отпиливает ближайшую ветку. – Держится, пока по ней люди не пройдут, а там возьмет и провалится, и тебя засыплет ползущей сверху землей. Мне в детстве даже кошмары про это снились – лечу в яму, вроде неглубокую, но когда начинаешь хвататься за края, они сползают вниз, хвоя забивает рот, и барахтаешься там, пока не задохнешься. Ну все, на этот раз нам точно конец. Отсюда же невозможно выбраться, все опять рухнет, у меня до сих пор во рту иголки, и я… Ты что делаешь?

– Еще раз скажешь, что нам конец, я тебя вниз столкну.

Генри осторожно поставил обе ноги на ствол и выпрямился во весь рост. Взял обеими руками еловую ветку – для равновесия – и сделал шаг в ту сторону, где торчали вывороченные корни ели. Ствол дернулся и чуть просел, но в яму не сполз. Генри выдохнул сквозь сжатые зубы и сделал еще один шаг. И еще. Он перешагивал через ветки, ствол становился все крепче, шире. Если удастся осторожно слезть с дерева на твердую землю, он сможет…

И тут по другую сторону ямы послышалось неприятное, дребезжащее хихиканье:

– Еще не сгинули?

Худое Пальтишко сидел на соседнем дереве. Его сморщенное лицо тряслось от злости, пальтишко сбилось набок, волосы, раньше торчавшие вверх аккуратно, как перья зеленого лука, теперь спутались и топорщились во все стороны.