Лизхен была счастлива. О прошлом, брошенном в Реонне, она не жалела вовсе. Своих родных у нее не осталось, мужнина родня из-за злых разговоров смотрела косо. Домок, правда, стоял неплох, в два этажа и с обстановкой, в палисаднике крокусы цвели… Нет, все равно не жалко. Скучно жила она в Реонне: заказы брала да шила, брала да шила, и так бесконечно, день за днем. Наверное, так и сидела бы с иголкой в руках до самой старости и померла бы, корпя над чужой сорочкой… Да разве это жизнь? Как бежали из города – мир раскрылся перед ней.

Но долго в пути тоже неинтересно, не женская это стезя – странствовать бесприютной. Очутившись в великолепной эренмаркской столице, в богатом доме, она только и мечтала о том, как бы тут задержаться подольше. Ее тягу к приключениям, прорезавшуюся столь внезапно, дорога из Эдельмарка в Эренмарк успела удовлетворить в полной мере, ведь сколько всего было-то! На лошади скакала верхом, как важная дама. На пароме переправлялись через реку, широченную, от берега до берега чуть не треть лиги – даже не знала, что такие бывают на свете. Стражу руку отрубили и прирастили потом на место – сама перевязывала. На носферата ходили – ну пусть не сама, но ведь все на ее глазах! Каких-то висельников снимали и жгли (для порядка). Какие-то разбойники напали раз близ деревни Чернокозье – пока парни отбивались, так визжала, что охрипла совсем. Столько впечатлений – на целую жизнь хватит, право! Отчего бы теперь мирно не пожить?

Хотела сама кланяться лагенару Дитмару (никак не верилось, что этот великолепный господин – почти родной брат ее скромному квартиранту Йоргену!), чтобы хоть на кухню взял ее, хоть в поломойки. Но Легивар, умничка, гораздо лучше все устроил. Камеристка! Госпожи любимой фрейлины ее величества личная прислуга. Служба при дворце! При настоящем королевском дворце! Это как в сказке про бедняжку Эвелину, только лучше. Ведь никто не знает примеров, чтобы безродная сиротка в самом деле стала принцессой. А тому, как вдовая белошвейка попала во дворец, она сама живой пример. В общем, Лиза Кнолль была счастлива, и даже скорая разлука с милым не могла это счастье сильно омрачить.

Сам Легивар тоже не печалился, не был уязвлен ее равнодушием. В конце концов, они ведь не обещали друг другу ничего и связывала их не настоящая любовь, скорее добрые отношения. Расстались легко: чуть коснулись друг друга губами, перебросились парой прощальных фраз, и Лизхен, подобрав новые, громко шуршащие юбки, убежала во дворец. Ну так оно даже лучше, веселее – женских слез и клятв верности маг не любил.

По столице маг с силонийцем слонялись без всякой цели – лишь бы время убить. Были на дворцовой площади, смотрели развод караула Дневной стражи, как гвардейцы вышагивают, смешно вскидывая колени и потрясая алебардами, разнаряженные в пух и прах: короткие и слишком узкие дублеты с пуфами на рукавах, крытые шелком пурпурного цвета, очень пышные полосатые штанишки до середины бедра, чулки двух цветов – правая нога белая, левая черная, чудна́я длинноносая обувь и маленькие шапочки с лихим белым пером. Представить, чтобы человек в такой непрактичной амуниции предпринимал боевые действия, было совершенно невозможно. Она была рассчитана на времена мирные и призвана была не защищать, а украшать. Нелепо, но мило, если воспринимать как дань традиции. Кальпурцию вспомнилось, что друг Йорген в подобных случаях поминал короля Густава, причем без всякого уважения к монаршей особе, скорее с пренебрежением: в Эренмарке имя прадедушки нынешнего правителя служило символом устаревших порядков.

После развода пошли в порт полюбоваться кораблями с Востока, первыми со времен Тьмы. Они пришли караваном, потрепанным ветрами и волнами: хищного вида багалы с наклонными мачтами, островерхие самбуки, торговые сайки с мачтой необыкновенной высоты, проа с удивительно длинным парусом и даже несколько джонок из земель Хиу, таких далеких, что паруса там делают из тростника.

Друзья смотрели на них и радовались: значит, не весь Восток погиб во Тьме, значит, снова будет в Фавонии шелк и фарфор, драконья кость и корица, узорчатая сталь и длинноворсные ковры из настоящей шерсти псиглавцев (если только это не легенда, что из настоящей, а не овечьей).

Покинув порт, направились в торговый квартал закупать снаряжение для дальней дороги. Это вначале им казалось, что цель почти достигнута, раз до самой столицы добрались. Но очень скоро с удивлением узнали, что путь из столицы в Нидерталь чуть не вдвое длиннее уже проделанного ими из Реонны, и уж конечно вдвое опаснее! Так что странствия их, оказывается, не к концу подходили, а только начинались.

На улице с названием почти непроизносимым им повезло наткнуться на Йоргена. Он несся куда-то совершенно счастливый, а увидев друзей, сказал: «О! Как тесен этот мир!» Дальше они пошли вместе: дела свои, задержавшие их в столице, Йорген уже успел завершить. Хорошо, что они встретились. Торговый квартал оказался огромным скоплением домов, мастерских, складов и лавок, выстроенных в отличие от основной части города без строгой планировки. Здесь столько было улочек, закоулков, проулков и тупиков и они так хитро сплетались меж собой, что без провожатого чужеземцы неминуемо заблудились бы.

– А представляете, каково здесь приходится дозорным? – пожаловался Йорген со вздохом. – Для тварей в торговом квартале раздолье, помню, по десятку в каждой подворотне вылавливали… – Он снова вздохнул, как показалось Кальпурцию, ностальгически.

Наконец дома расступились, и они оказались на площади.

– Помнишь? – с печальной улыбкой спросил ланцтрегер у силонийца.

Тот вздрогнул: еще бы не помнить! Здесь, на этом самом месте, все и случилось чуть больше года тому назад. Придушив охранника цепью, раб вырвался из склада, где вперемешку хранили живой и неживой товар, и, не надеясь на спасение, одним лишь отчаянием гонимый, бросился через опустевшую к ночи площадь куда глаза глядят. Конечно, его, ослабевшего от голода и тягот долгого пути, тут же настигли евнухи хозяина-хаальца, сбили с ног, стали колотить нещадно. И тут бы пришел ему долгожданный конец, не случись рядом дозора Ночной гвардии. «Сколько стоит твой раб?» – едва очнувшись после ударов, услышал он молодой голос. И увидел странные желтые глаза, прямо на него устремленные… Вот так и свела судьба силонийца Кальпурция, сына аквинарского судии Вертиция Тиилла, и Йоргена фон Рауха, ланцтрегера Эрцхольма, начальника столичного гарнизона Ночной стражи. И если бы не случилась эта счастливая встреча, как знать, может быть, мир этот уже перестал бы принадлежать живым…

В тот вечер площадь была пустынна, теперь же на ней пестрело неисчислимое множество палаток, шла бойкая торговля. Гомон толпы, смех и брань, выкрики зазывал, вопли «держи вора!», стоны шарманки, стук колес по брусчатке, ржание, мычание, блеяние, кудахтанье и визг сливались в один монотонный гул, обычный для каждого людного места. И вдруг какой-то новый, тревожный звук уловило чуткое ухо Йоргена. Что-то странное, никак не относящееся к обычной торговле, происходило неподалеку. Сам еще не зная зачем, он поспешил на шум, маг и силониец послушно трусили следом.

Человек стоял на телеге в окружении толпы зевак. На нем была золотая реверенда хейлига, богатая, но рваная и грязная до безобразия, нечесаные космы его развевались на ветру, изможденное лицо было бледно, только на щеках багровели некрасивые пятна. Был человек очень молод, пожалуй, в летах Йоргена – никогда прежде друзья не встречали таких юных хейлигов (впрочем, они вообще не так много их видели – раз-два, и обчелся).