Летка настолько вошла в образ разгневанной дамы, что на самом деле почувствовала жгучую ненависть к Версальски. Понаехали тут, понимаешь, пытаются за копейки цвет нации скупить да еще и позволяют себе невесть что! Хам, быдло, мерзавец! Врешь, не возьмешь!

Растерявшийся под Леткиным напором Пол забормотал: — Госпожа Виолетта неправильно поняла мои слова. Прошу меня простить, мой русский далек от совершенства, я редко упражняюсь в нем. Видимо, я неправильно выразился…

Версальски разливался соловьем, а Летка мрачно поглядывала на него, не собираясь менять гнев на милость. Ага, как же, «неправильно выразился»! До этого по-русски лопотал так, что, если бы не его жуткий акцент, вполне бы за местного сошел. Эх, как жаль, что по плану его сначала надо все-таки очаровать и лишь потом проучить! Она с удовольствием перешла бы сразу ко второй части. И не просто прогнала, а еще и рожу эту самодовольную об колено приложила бы. Фу, смотреть на этого микроба и то противно до желудочных колик. Ну, Лизка, до конца жизни за такое одолжение не расплатишься! Через силу выдавив кислую улыбку, Летка произнесла:

— Что ж, прошу простить и меня: видимо, я действительно что-то не так поняла. Надеюсь, этот досадный инцидент не повлияет на наши дальнейшие отношения?

— Что вы, конечно же, нет! — мигом обрадовался Версальски, после чего посмотрел на часы. — Кстати, вот уже три минуты как начался доклад, на который я непременно хотел попасть! Идемте же скорей! Думаю, вам это будет особенно интересно!

Полуобняв Летку за талию, Версальски увлек ее за собой. Все произошло настолько стремительно, что Летка никак не могла сообразить, что же ей делать? Отвязаться от Пола под предлогом посещения дамской комнаты? Ага, а он скажет, что будет ждать ее на докладе, а ей туда доступа нет, Лизкин отец ведь предупреждал, что на входе в зал вторая проверка! Черт, ведь даже координатами не обменялись, как предполагалось. И свидание он ей не назначил, хотя и должен был. Что же делать?

Меж тем они оказались у двери зала заседаний и времени на раздумья у Летки совершенно не осталось, посему она решила: будь как будет, а там пробьемся!

Охранник, мельком взглянув на их бейджи, склонился к списку гостей и устало поинтересовался:

— Имя, организация, которую вы представляете…

— На четвертый день вы должны помнить в лицо своих гостей! — надменно бросил ему Версальски. — Я не желаю из-за вашего непрофессионализма опаздывать на доклад! Госпожа Виолетта, пройдемте!

От подобной наглости охранник опешил, а Версальски с Леткой меж тем уже были внутри. Опоздавший буквально на десять секунд Стас увидел, как лицо секьюрити пошло красными пятнами, и решил, что ломиться в зал заседаний при таком раскладе не стоит. Только что получивший моральную плюху от Версальски охранник непременно постарается на ком-то отыграться, и лезть к нему сейчас — самоубийственный трюк, особенно если учесть, что Стаса по понятным причинам в списках тоже не было. Поэтому он развернулся и пошел обратно к Теме с Машкой.

После того как он представил Виолетту Версальски, Максим отошел в сторону и устало плюхнулся на первый подвернувшийся диван. Справа от дивана в квадратной деревянной кадушке росла пальма. Максим протянул руку и провел по шероховатому стволу. Надо же, живая! А то в последнее время пошла мода на пластиковые цветы да деревья, смотришь на такие и думаешь: сплошной суррогат. Глаз отдыхает, а сердце нет. Сердце к живому тянется, к настоящему…

К Летке и Версальски присоединился Тема. Максим усмехнулся, вспомнив, как активно прочила его в зятья Ирина. Когда он пытался возразить ей, указав на то, что между ребятами отнюдь не те отношения, которые отличают счастливых влюбленных, она только отмахивалась. Мол, по нынешним временам это совершенно не обязательно. Главное то, что Артем — серьезный молодой человек, достойный и перспективный. Если уж Лиза ведет себя неподобающим образом и занимается какой-то ерундой, то пусть хотя бы ее муж продолжит славные традиции их семьи. А уж внук или внучка будут воспитаны так, что непременно выберут один-единственный верный путь — в науку!

Тогда он не придавал особого значения наполеоновским планам Ирины, даже подсмеивался над ними исподтишка. Переспорить дочь он давно считал делом безнадежным. Лиза всегда росла своевольной и очень умненькой девочкой. Даже в далеком детстве от нее нельзя было отмахнуться, просто сказав: «Делай так и никак иначе». За подобной тирадой всегда следовал вопрос: «А почему?» И если родители были неубедительны в своих доводах, маленькая Лиза поступала по-своему. Так, когда ей привезли из-за рубежа настоящую фарфоровую куклу, буквально через неделю Лиза подарила ее подружке. На все требования матери немедленно вернуть игрушку в дом, шестилетняя Лиза с невозмутимым видом отвечала:

— У нее такой куклы никогда не будет. А теперь она довольна, и я довольна, потому что она довольна. А если бы кукла осталась у меня, она бы мне завидовала и плакала, и я бы больше не смогла с ней играть.

Ирину эти доводы, понятное дело, выводили из себя, она даже порывалась пойти и поговорить с родителями злополучной подружки, но тут вмешался дед. Матвей Яковлевич занял сторону внучки и потребовал оставить ее в покое. «Взрослые игры — это взрослые игры, а дети все видят и чувствуют по-своему. И кто знает, кто прав: мы или они?» — сказал он тогда невестке.

А теперь Ирина, похоже, решила сыграть ва-банк даже не поставив в известность его, отца их дочери. Впрочем, с появлением в их жизни Версальски Ирина словно отгородилась от мужа стеной отчуждения. Из их отношений исчезла доверительность, нежность. Осталось что-то холодное и вязкое, заменяющее нормальную семью, как пресловутый полуфабрикат из пакетика — настоящие домашние макароны с курицей.

Да, Ирина всегда держалась подчеркнуто независимо, но раньше эта независимость относилась к миру в целом. Ирина в любой момент дня и ночи была готова отражать удары судьбы вне зависимости от того, с какой стороны они последуют. А теперь она ведет себя независимо даже с ним, собственным мужем! Каждый день, собираясь утром на работу, она готовит себе отдельный завтрак, ест на другом краю стола и даже до лаборатории едет на своем личном авто, хотя раньше с удовольствием забиралась на пассажирское сиденье машины мужа. Сколько раз он пытался объяснить ей, что это глупо и неправильно! Но Ирина была тверда: «Здесь так принято, я не вижу в этом ничего предосудительного».

Глядя на то, как отчаянно сражаются за свое счастье его дочь и Лешка, Максим немного завидовал им. Молодые, горячие, у них от любви словно крылья за спиной выросли. Когда-то он и сам был таким. Да и Иришка мало чем напоминала нынешнюю холеную и холодную мадам.

Они втайне от ее родителей ночью сбегали на берег и целовались там под шум прибоя, казалось, что земля под ними танцует! Ради Иришки он был готов на что угодно! Когда он увидел ее с синяками на лице после разговора с будущим тестем — тому страсть как не хотелось отпускать старшенькую из семьи и самому нянчить младших детей, — то твердо решил: забирает Ирину в Москву. И Матвей Яковлевич его поддержал. Когда они ехали на вокзал, у Ирины даже багажа не было, ушла из дома в чем была. Обувь да платья ей уже здесь покупали. А потом учеба в университете, первые собственные разработки… Боже, какое же это было прекрасное время!