Мотоцикл Тони стоял под навесом, а сам он уже спешил Джулиане навстречу с брезентовой накидкой.

— В дом!

Она послушно кивнула и, соскочив с «Харлея», бросилась к открытой двери.

Странно, но ее встретило не только тепло жилья, но и запах свежеиспеченного хлеба. Кто-то знал о том, что они приедут, и готовил обед.

Она сняла шлем, и в этот момент дверь за спиной хлопнула еще раз, и в холл влетел до нитки промокший, с прилипшими ко лбу волосами Тони. Едва не натолкнувшись на Джулиану, он чертыхнулся и, вероятно, хотел что-то сказать, но тут их взгляды встретились, и они одновременно, как по команде, расхохотались.

# # #

Гроза уходила в сторону моря. Дождь почти прекратился и лишь постукивал в окно редкими каплями, как бы напоминая о себе. В далеких раскатах грома было что-то уютное, как в громком дыхании спящей кошки или в привычном тиканье часов.

Съев жареную рыбу с картофелем и половину цыпленка Джулиана чувствовала себя перегруженной и готовой пойти на дно баржей. Укутавшись в махровый халат, она сидела у камина со стаканом бренди и смотрела попеременно то на пламя, оранжевые языки которого перепрыгивали с полена на полено, то на Тони, устроившегося на ковре и, похоже, вполне довольного своим положением.

Тони читал стихи. По-испански. Книга лежала у него на коленях, и время от времени он заглядывал в нее, когда забывал строчку или отыскивал новое стихотворение.

Джулиана понимала лишь отдельные слова, но это не имело никакого значения, потому что язык поэзии — это язык чувств, а чувства можно передать и иным способом: ритмом, интонацией, ударением.

— Никогда не думала, что испанский язык такой романтичный, — сказала она, когда Тони закончил декламировать и зашуршал страницами. — Он не такой звонкий, как итальянский, и не такой певучий, как французский, но в нем есть страстность, скрытый жар и мужественность.

Джулиана потрогала волосы — они уже почти высохли после душа — и положила руку на плечо Тони. Это получилось просто и естественно, как будто оба давно привыкли к таким интимным жестам и не видели в них ничего особенного.

— Ты выиграла пари, — напомнил он.

— Это ты его проиграл, нарочно.

— И что будем делать?

— Бросим монетку?

— Нет, у меня есть решение получше. Давай считать, что победили оба, и каждый исполнит желание другого.

— Любое желание? — уточнила она.

— Любое.

— А ты не боишься?

— Ничуть.

Джулиана замерла. Игра зашла слишком далеко, и теперь каждый шаг мог привести к падению в пропасть. Она не сомневалась, что если попросит сейчас отвезти ее в аэропорт, то Тони сделает это без возражений. Но нужно ли ей это? В том-то и вопрос.

— Хорошо, назови свое. Но только сначала, Тони, я хочу сказать тебе спасибо. За все.

— Тебе не за что благодарить меня. — Он неспешно допил бренди и отставил стакан. — Ты помогла мне. Помогла Филиппу. И в конце концов я еще не сделал тебе свадебного подарка.

Не надо об этом! — подумала она.

— Я хочу, чтобы ты взяла себе «Харлей Дэвидсон». Эта машина для тебя.

Джулиана закрыла глаза.

А чего еще ты ждала? Что он попросит тебя остаться? Что произнесет слова, после которых не будет пути назад?

— Я не могу принять его.

— Почему? — Теперь голос Тони звучал холодно и отстраненно, словно между ними встала незримая, но непреодолимая стена. — Только потому, что твое странное представление о гордости не позволяет принять подарок от мужчины, с которыми ты не переспала? Если препятствие в этом, то устранить его не так уж трудно.

Джулиане вдруг стало трудно дышать.

— Не надо так, Тони. Не превращай в шутку то, что свято для меня.

— Вот как? Хочешь сказать, что бережешь себя для кого-то другого? Для кого? Кто этот счастливчик? И знает ли он о твоей жертве? И не кажется ли тебе, что хранить верность вымышленному герою, по крайней мере, глупо?

У нее хватило сил сдержаться.

— У меня нет никакого вымышленного героя. Я уже говорила, что у меня никого нет. И давай не будем больше возвращаться к этой теме, ясно? Все. Точка.

— Нет, не точка. Не надо принимать меня за идиота. Думаешь, я поверю, что ты рвешься в Англию только ради того, чтобы поскорее вернуться на работу?

— Думай что хочешь, но я не собираюсь оправдываться перед тобой. — Джулиана попыталась подняться.

— Куда ты?

— Я хочу сходить на кухню.

— Тогда я с тобой.

— Нет!

Тони поднялся.

— Да.

Джулиана тоже встала.

— У тебя есть бренди, вот и веселись. В одиночку. А я хочу пройтись.

— Зачем мне пить одному, если у меня есть жена.

Она уже шагнула к двери, но остановилась.

— Не обращайся со мной так, пожалуйста.

Его глаза холодно блеснули.

— Так? Что ты имеешь в виду? Как ни крути, ты моя жена. Можешь соглашаться с этим или не соглашаться, но мотоцикл твой.

Ну вот и вернулись к тому, с чего начали. Чувствуя, что вот-вот упадет, Джулиана прислонилась к стене.

— Я ничем его не заслужила. И в церковь тебе пришлось затаскивать меня чуть ли не насильно.

— Верно. — Тони шагнул к ней. — Но ведь ты могла устроить сцену прямо перед алтарем, не так ли? Ты могла все испортить, но не сделала этого. Вот почему мы с братом благодарны тебе.

— Тем не менее ты вовсе не должен дарить мне вещь стоимостью в несколько десятков тысяч долларов. Надеюсь, это понятно.

Тони молчал, продолжая сверлить ее взглядом. Она вздохнула.

— Насколько я понимаю, ты отказался от титула потому, что считал себя не вправе пользоваться тем, что не заработал самостоятельно. Это достойное решение. Я уважаю людей, у которых есть принципы.

— Дело не только в этом.

Продолжения не последовало. Что ж, если он не считает нужным делиться с ней остальным, то это его дело. Джулиана взялась за ручку двери.

— Пожалуй, мне лучше вернуться в Барселону. Если ты не против, я могла бы снять номер в отеле или…

Она не успела договорить — Тони в два шага преодолел разделяющее их расстояние и схватил ее за руку.

— Тебе нельзя возвращаться туда одной. Забыла о репортерах?

— Ох, извини. Я и впрямь забыла о них. Не беспокойся, они ничего не узнают.

— Я беспокоюсь не о себе, а о тебе. До истечения срока контракта ответственность за твою безопасность лежит на мне. Думаю, пока они не пронюхали об этой вилле, нам лучше остаться здесь.