и устав бороться с его сопротивлением, Гонжищу определили в прокат — под тяжелых всадников. Есть разные версии того, что случилось дальше. Одна из них — коня все настолько достало, что он начал сражаться просто при виде седла. И это тоже говорит о «методах»

Почему я делаю такой вывод именно о «способах приобщения» — объясню.

Гонжище повезло. Его увидел один из посетителей проката — новичок в верховой езде, но который захотел непременно Эту Лошадь. Попал под влияние Полины — одного из тамошних инструкторов — которая к тому времени заинтересовалась Невзоровской методикой, и под ее чутким руководством угодил в «секту». Собственно, там мы все и познакомились.

Естественно, занятия «по Невзорову» предполагали минимум насилия и максимум заинтересованности. И — у лошади совершенно другая мотивация. Все, что касается того, чем с ним занималась Полина, а именно: начального уровня НХ и упражнений из Невзоровской методики — до сих пор воспринимается Гонжищем «на ура». В этом плане он — необычайно мотивированная, настроенная на учебу лошадь. Забавно, да?

Ну, и, понятно, верхом на нем после проката до меня никто не ездил. Перестали делать это за три года до того, как конь попал ко мне. И два года до попадания ко мне с ним не занимались вообще — предыдущий владелец потерял интерес к лошадям. Говорят, поначалу Гонжище сильно скучал по занятиям, с тоской глядя на то, как «мучают» других лошадей. Потом привык к жизни в табуне и немножко отвык от людей.

На этой оптимистичной ноте я и вывела его первый раз на плац. Через год после начала нашей «совместной жизни» и как минимум через три года после его последнего «учебного курса»…

Надо сказать, я слабо представляла, чем вообще буду заниматься с этой лошадью. Годы общения с Рыжулиным приучили, что лошадь — это твое второе Я, с которым вы понимаете друг друга с полумысли, и «требовать» и «хотеть» чего-то от лошади, кроме того, чтобы она просто была… И к тому же я привыкла, что лошадь — вся твоя, безраздельно, и все ее внимание — тоже.

Гонжик заставил пересмотреть некоторые вещи, казавшиеся аксиомами.

Впервые оказавшись на плацу, он, мягко говоря, растерялся: выпучил глаза, захырчал, готовясь отражать атаки конеедов, и вообще весь напрягся. На меня при этом не смотрел (видимо, я в перечень потенциально опасных элементов не входила).

Вначале я попросила его перевести-таки взгляд на меня. Он досадливо взглянул и тут же снова начал «бдить». Еще раз, еще — с тем же успехом. Да-да, говорил он, ты мне, конечно, в какой-то мере дорога, но не могла бы ты НЕ МЕШАТЬ — здесь кругом подстерегают опасности!!! И вообще — Где Мой Табун???!!! А вдруг там волки???!!!

Вспомнив, что Пареллиевские «игры» в свое время отлично помогли расслабить Рыжулина, я приступила к «дружелюбной игре». Это было долго, нудновато и как-то безрезультатно. Конь без вопросов позволял дотрагиваться до всего себя, размахивать веревкой, бросать ее на спину и обвивать вокруг ног, но при этом продолжал вытягивать шею, изображая жирафа, пучить глаза и вообще являть собой памятник «Жизнь ужасна, а глупые, злые люди ничего не понимают». Расслабление — неее, мы об этом ничего не слышали…

Как ни странно (а может, и не странно), расслабиться помогли уступки. Вначале Гонжище передвигал ноги весьма неохотно, потом, очевидно, отвлекся от конеедов, опустил голову и… облизнулся. А после пары раундов «отойди — подойди» (некоторые вариации на тему «йо-йо») вспомнил, что жизнь может быть не лишена приятностей и начал походить на пластилиновую лошадку, тягаясь за мной по плацу, уткнувшись носом в спину.

Второй раз Гонжище бежал на плац впереди меня.

Так мы потихоньку начали заниматься, пытаясь вспомнить старое, нащупать друг у друга «волшебные кнопки» и вообще прийти хоть к какому-то взаимопониманию. Мне, чтобы начать этот процесс, понадобился «всего лишь» год…

Страсти по Бочке, часть 8. Столботворение продолжается, и прочие безобразия

Тем временем мы продолжали копать и шкурить столбики. И если верить, что смех продлевает жизнь, то всех (ну или почти всех) обитателей конюшни мы точно обессмертили!

Позже к нам подошли Володя и Аня, занимавшиеся в прокате, и спросили, не нужна ли помощь. Вы даже представить себе не можете, НАСКОЛЬКО это было неожиданно и приятно!

Потом настал черед развлечений, арсенал которых был значительно расширен. Кроме качелей, в ассортименте были представлены также пляж, паровозик и индейское племя, пляшущее вокруг там-тамов. И чего это нам периодически бибикают проезжающие мимо машинки? Странно, правда?

И это все на 36-градусной жаре!

Ну, а вечером, когда делать было уже нечего, решили разработать паспорт объекта. Все бы ничего, пока дело не дошло до определения местоположения нашей бочки относительно сторон света. Тут мы все чуть не передрались. Очень жаль, что не получилось фото одной из посетительниц проката с раскинутыми руками, изображающей розу ветров. В свое оправдание могу сказать лишь, что меня в тот момент так скрючило от смеха, что я долго еще не могла разогнуться, так что было не до фотоаппарата. Однако поверьте на слово, зрелище было просто сногсшибательное.

Гонжище и водопой

Когда Андрей вывел на улицу водопроводный кран, появилась возможность, присоединив к нему шланг, обеспечить водой ближайшее пастбище. Для этого привезли несколько огромных разноцветных пластиковых тазов. Не учли одного — не все лошади готовы к таким нововведениям.

И Гонжище, мягко говоря, чувствительный к малейшей «опасности», наотрез отказался из них пить. И вообще подходить близко.

Мы ходили возле баков, приближаясь и отдаляясь, пока Гонжище не согласился к ним подойти на «критическое» расстояние. Я опускала туда руку, показывая, что ее не откусили. Подводила других лошадей, которые при нем из них пили. На все это Гонжище пучил глаза, выгибал шею, хырчал и говорил, что ОНИ могут поступать как считают нужным, но ЕМУ они не указ, и ОН рисковать своим драгоценным лицом не желает — потому как ТОЧНО знает, что в баки заселили пираний и крокодилов!!!

Не хочет пить? Не может быть — целый день на жаре. Завожу в конюшню — бросается к поилке…

Нет, думаю, так дело не пойдет. Потому что наши доблестные трудолюбивые конюхи дополнительно поить лошадей в конюшне не будут, и что тогда — если я не приеду, Гонжище вообще без воды останется?

Три дня мы по несколько часов жили возле баков, пока, наконец, осторожно, он вначале не соизволил дотронуться