«И никто меня не любит, никому я не нужна…» — рыдала бедняжка Синтия, когда сорвалась ее попытка убежать из его квартиры.

Какое счастье, что он никуда ее не отпустил!

Сделав маленький глоток из своего бокала, Синтия какое-то время молчала, а Джордж нежно перебирал ее маленькие, с розовым маникюром, пальцы.

— О чем ты сейчас думаешь? — сжав его руку, спросила она.

— О том, какая же ты у меня умница. — И Джордж поцеловал ее запястье.

— У тебя? — радостно переспросила Синтия и вдруг как-то по-детски зарделась и опустила голову.

Впрочем, чтобы взять себя в руки, ей потребовалось всего несколько секунд.

— К черту! — внезапно заявила она. — Надоело философствовать и смотреть на эту публику, которая считает себя сливками общества. — Поедем дальше! Шампанское захвати с собой, по дороге допьем.

Джордж послушно взял бутылку, не переставая удивляться «своему замечательному котенку». Интересно, что еще таится в очаровательной головке этой взбалмошной и невозможно очаровательной девчонки? Что она опять задумала?

Непредсказуемость Синтии и непредсказуемость Долорес — это были два разных вида непредсказуемости! Если его аргентинская возлюбленная была непредсказуема в своих капризах и предпочтениях, то Синтия — в своих выдумках и проделках.

В этом загадочном создании словно бы таился маленький чертенок, но чертенок, способный не на осознанное зло, а на невинные проказы.

Самое смешное, что они так увлеклись разговорами, что ни разу не потанцевали. Впрочем, с горькой иронией подумал Джордж, на сегодняшний вечер танцев с меня явно хватит!

Они покинули клуб, причем сыщик держал в одной руке початую бутылку дорогого французского шампанского, а другой обнимал что-то мурлычущую себе под нос Синтию.

— Так, куда мы теперь поедем? — спросил Джордж.

— К тебе, разумеется.

— А как же Долорес?

— Разве ты с ней еще не порвал? — вопросом на вопрос резко ответила Синтия.

Джордж растерянно пожал плечами, опасаясь рассердить свою спутницу.

— Ладно, тогда поедем куда глаза глядят, — сказала девушка, и не подумав обидеться.

Забравшись в дежурившее у дверей клуба такси, они быстро выехали на центральную улицу. Какое-то время молчали. Но когда машина миновала здание Национальной галереи, Синтия неожиданно встрепенулась и попросила молчаливого шофера:

— Сверните, пожалуйста, к Стоунхиллу!

— Зачем это? — поинтересовался Джордж, не уставая удивляться своей спутнице, которая только что назвала адрес католической церкви, возле которой находилось старейшее в городе кладбище.

— Сейчас узнаешь, — коротко ответила Синтия, зябко поеживаясь.

Вскоре впереди показались высокие каменные стены и остроконечные шпили Стоунхилла.

— Стоп! — воскликнула Синтия, когда они поравнялись с воротами. — Остановите здесь!

— Ты что, на кладбище собралась? — воскликнул Джордж и тут же попытался обратить все в шутку: — Или в монастырь хочешь уйти? Имей в виду: я тебя не отпущу!

— Молчи и иди за мной. Шампанское не забудь!

Синтия не без труда выбралась из машины и побежала через дорогу.

Джорджу ничего не оставалось, как попросить водителя подождать. Прихватив с собой бутылку шампанского, он последовал за девушкой.

Подойдя к каменной сторожке, в которой горел свет, Синтия принялась стучать в окно.

— Что ты делаешь? — Подоспевший Джордж попытался ее оттащить. — Сейчас сторож вызовет полицию и нас арестуют! Что с тобой происходит?

— Не бойся, ничего не будет… Эй, вы там, крысы кладбищенские, отоприте!

— Но зачем тебя несет на кладбище?

— Я хочу тебе кое-что показать. Да открывайте же, идиоты несчастные!

Из сторожки появился человек в черной «аляске», с надвинутым на лицо капюшоном, делающим его похожим на духа преисподней. Он медленно подошел к металлическим воротам с другой стороны.

— Что вам угодно? — Судя по дребезжащему голосу, это был старик лет семидесяти.

— Пустите нас, — попросила Синтия.

— С ума сошли? Убирайтесь отсюда, юная леди, пока я не вызвал полицию!

— Ну, что я тебе говорил, — пробормотал Джордж. — Давай лучше вернемся в машину.

— Никуда я не пойду, — заупрямилась Синтия и снова обратилась к сторожу: — Послушайте, мистер, вы, я вижу, человек почтенный, поэтому должны меня понять… Неужели я, бедная и несчастная молодая вдова, не могу пролить слезу на могилке моего безвременно почившего мужа?

Джордж фыркнул и полез за сигаретами.

— Днем приходите, мисс, — более миролюбиво произнес сторож, рассмотрев и роскошную шубу Синтии, и стоящее неподалеку такси, — а сейчас не время.

— А я хочу прямо сейчас! — капризно заявила девушка и полезла в карман шубы. — Вот, возьмите и отворяйте скорее.

При свете уличного фонаря Джордж увидел, что Синтия сквозь решетку ограды сует сторожу двадцатидолларовую купюру. После этого тот явно заколебался и даже каким-то извиняющимся тоном пробормотал:

— Ну, что это, зачем это… Почему бы вам, дорогая леди, днем не прийти?

— Не бойтесь, — успокоила его Синтия, — мы ненадолго. Только навестим могилку и тут же обратно. — Но затем, не выдержав просительного тона, звонко закричала: — Да отворяй же наконец, старый хрыч, или тебе двадцати баксов мало? Так и быть, возьми еще, только открой!

Вторая купюра окончательно развеяла все сомнения почтенного хранителя вечности.

— Сейчас я вам дверь отворю, — сказал сторож. — Через сторожку пройдете, чтобы воротами не громыхать.

Действительно, скрывшись в сторожке, он через пару минут распахнул дверь.

Джордж и Синтия вошли внутрь, миновали помещение и оказались на кладбище.

— Вас проводить? — услужливо предложил сторож. — Где покоится ваш супруг?

— Сама найду, — отмахнулась Синтия и взяла под руку Джорджа. — Пошли.

— Только недолго, вы обещали!

Она небрежно кивнула и решительно потащила Джорджа куда-то в глубь аллеи.

Вокруг царила завораживающая своей строгой торжественностью тишина, прерываемая лишь редким вороньим карканьем. Такая тишина бывает только в полночь. Белый снег, черное небо, полированные мраморные надгробия и черные, покрытые налипшим снегом деревья.

— Как думаешь, она нас сейчас видит? — на этот раз негромко, словно бы боясь звуков собственного голоса, спросила Синтия.

— Кто? — удивился Джордж.

— Моя мама.

Не зная, что ответить, он пожал плечами и вдруг пожалел, что не является искренне верующим, а потому просто не в состоянии с воодушевлением поддержать разговор. Ведь он — закоренелый скептик и считает бессмертие души хоть и утешительным, но все же обманом. А обманывать Синтию в такой момент ему совсем не хотелось…