— О, понятно, — Кейт рассмеялась. — Видимо, я совсем некстати рассказала про свою свинку.

— Нет, — возразил он. — Вы прекрасно вписались в компанию.

— Приятно слышать это. — Она сделал паузу, покусывая нижнюю губу. — Джеймс, я могу задать вам еще один вопрос?

— Сколько угодно. — Он вежливо наклонил голову.

— Почему вы были так молчаливы на ферме?

— Я? — переспросил Джеймс и отвернулся к окну.

— Вы знаете, что это так. — Кейт опустила голову, разглаживая складки юбки.

— По правде говоря… Я чувствую свою вину за то, что поцеловал вас. — Он подвинулся и облокотился о подушку.

— Вы… виноваты? — Рот Кейт приоткрылся от удивления. Очевидно, она не ожидала от него такой… откровенности. — Но почему?

— Я не имел права. — Его голос звучал на удивление мягко.

— Но тогда на балу вы были не один, Джеймс. И обычно в этом участвуют двое.

— Я понимаю, но…

— Я тоже виновата, — прошептала она.

— Почему? — Он, прищурившись, взглянул на нее.

— Вы попросили меня написать для вас памфлет, а не отвлекать всякими глупостями, вроде танцев и…

Он покачал головой.

— Вы даже сейчас отвлекаете меня, когда просто сидите здесь, но это не дает мне право вести себя как полный осел…

— Но вы и не вели себя так! — Она резко выпрямилась на сиденье. — Вовсе нет!

— Вы так считаете?

— Конечно.

— Спасибо за эти слова. Мне следует держать руки подальше от вас и дать вам возможность спокойно сосредоточиться на памфлете.

Неужели на ее лице появилось разочарование? О, сейчас он виноват, что позволяет себе вообразить такое. Идиот.

— Как вам кажется, я нравлюсь Лили и Энни? — Отвернувшись, Кейт снова взялась за свой локон.

— Да, даже очень, — успокоил ее Джеймс.

— Мне кажется, они чуть-чуть колебались, когда спрашивали о Джордже, и я…

— Они не были уверены, носите ли вы траур. Это странная ситуация.

— Если не сказать больше. — Она усмехнулась. — Я все понимаю. Мне неприятно, что я заставила их испытать неловкость, я знаю, мне положено носить траур, но я просто не могу. Джордж и я… мы едва знали друг друга, и последние пять лет я редко видела его. Как я могу скорбеть по человеку, которого не знала?

— Поверьте мне, я понимаю.

— Правда? — недоверчиво переспросила она. Джеймс взъерошил волосы. Он не мог объяснить ей, почему понимает, но он понимал. Он просто кивнул.

— А хуже всего, — проговорила она, глядя в окно, — что у нас был самый обычный брак. Я бы сказала, он был даже нормальнее, чем любой другой.

— Но большинство мужей не отправляют своих жен в деревню, — качая головой, попытался возразить Джеймс, — пока сами развлекаются в Лондоне, если вы это имеете в виду.

— Может быть, и нет, — вздохнула Кейт, положив голову на подушку сиденья. — Но многие женатые пары проводят врозь долгие часы. Хотя, я думаю, предполагаемый развод и убийство сделали нас совершенно необычной парой. — Она попыталась улыбнуться, но на глаза навернулись слезы.

— Кейт, — проговорил он внезапно севшим голосом. И потянулся к ней.

— Мне очень жаль, что он умер… так, — тихо сказала она, отвернувшись к окну. — Мне жаль, и я злюсь. Злюсь на него за то, что он был таким негодяем, злюсь на себя за свою реакцию и злюсь на того, кто сделал это и взвалил вину на меня. Убийца где-то ходит, Джеймс. Убийца.

— Я знаю, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Остаток пути Джеймс постарался заполнить чем-то светлым. Кейт упорно хранила молчание, и тогда он сказал:

— Вы волнуете меня, даже когда просто сидите здесь. — От этих слов ее бросило в жар, а потом в холод. Она старалась выбросить их из головы, но они возвращались, заставляя ее улыбаться снова и снова.

Он и дальше говорил что-то, пытаясь рассмешить ее, и, когда они подъехали к городскому дому Джеймса, оба так увлеклись разговором, что Кейт забыла набросить капюшон на голову и закрыть занавески на окнах.

Она испуганно ахнула и быстро натянула капюшон, когда они спустились по ступенькам кареты. И тайком огляделась вокруг. Несколько людей спешили куда-то по улице. Коляска, запряженная парой лошадей, проехала мимо и завернула за угол. Кейт еще ниже опустила голову и поспешила подняться по ступеням заднего крыльца.

Джеймс тихо выругался. Проклятье. Он не должен был терять бдительность. Должен был проследить, чтобы она набросила капюшон, когда выходила из кареты, но он был так увлечен ею, что забыл обо всем.

— Как вы думаете, меня никто не видел? — спросила она, как только они вошли в дом.

— Нет. — Джеймс покачал головой. — Не думаю, — продолжил он своим обычным убедительным тоном. — А если кто-то и видел, то уже поздно.

Удобно устроившись на своем любимом месте в библиотеке, Кейт писала памфлет. Фемида лежала у ее ног. Задумавшись, Кейт постучала по бумаге кончиком пера. Вспомнить все подробности происшедшего было не трудно, но это не то, о чем она хотела написать. Как описать те чувства, которые она испытала в то утро, когда увидела Джорджа, лежащего на полу? Как передать чувство ужаса и горечи? Как объяснить, почему она подошла к нему, приподняла его голову, старалась спасти? И почему не хотела и не могла убить его, несмотря на ту ссору, что произошла между ними. Потому что мысли об убийстве никогда не было в ее сердце.

Конечно, даже если ей удастся найти точные слова, чтобы описать свою непричастность к этому преступлению, это вовсе не означает, что ей кто-то поверит. Но она не искала понимания. Все, что она могла, это рассказать свою историю предельно честно, и надеяться, что, по крайней мере, и среди высшего общества найдутся люди, которые поверят ей.

Она думала о своей свекрови, вдовствующей герцогине Маркингем.

«Она тебе не подходит», — говорила она своему сыну, когда много лет назад он представил ей Кейт.

«Джорджа моментально покорило ваше красивое лицо», — бросила она Кейт, когда Джордж оставил их одних продолжить знакомство. «Но остается надеяться, что разум восторжествует и он придет в себя». — Кейт поморщилась при этом воспоминании. К сожалению для всех, ни один из них не пришел в себя, пока не состоялась свадьба. И свекровь продолжала ненавидеть Кейт с завидным постоянством.

Это обижало Кейт до глубины души. Но она была так наивна, что надеялась, любовь победит все. Она провела годы, для всеобщей пользы стараясь снискать расположение матери Джорджа. В конце концов, Кейт сдалась. Она годами не видела свою свекровь, хотя та жила всего в миле от Маркингем-Эбби в своем вдовьем доме. Кейт, наконец, поняла, что мать Джорджа была права. Союз между герцогом и «молочницей» (как герцогиня любила называть ее) был обречен. И сейчас она могла представить боль вдовствующей герцогини… и злость. Вдобавок к печальному известию о кончине любимого сына, она верила, что убийца — ненавистная ей невестка. Кейт никогда не осуждала свекровь за долгую ненависть и, разумеется, не могла осуждать и сейчас. Ее сердце переворачивалось в груди, когда она думала о той ужасной боли, которую должна испытывать мать Джорджа. Потерять ребенка противоестественно. А потерять сына так… о, это невозможно представить.