Другие, которых не досчитались, приняли смерть; а что касается простых людей, то некоторые были убиты, другие захвачены в плен. Из всей их армии в живых не осталось никого, кроме пленников. Не один из их главных предводителей предпочел сдаться в плен, чтобы избежать смерти. Человек, на которого я считаю возможным положиться, рассказал мне, что видел, как в Хауране один воин вел тридцать пленников, связанных веревкой от шатра. Он лично взял в плен каждого из них, настолько велика была паника, охватившая их в результате понесенного поражения.

Здесь мы поведаем об участи тех предводителей, которые уцелели. Граф, покинувший поле боя, добрался до Триполи, а там по милости Аллаха умер от плеврита. Султан велел казнить всех участвовавших в бою госпитальеров и храмовников, не пощадив ни одного из них…

Салах ад-Дин поклялся казнить принца Арнаута, если он когда-нибудь попадется к нему в руки, и причина, по которой он дал этот обет, такова: шедший из Египта караван, пользуясь перемирием, приблизился к аш-Шубаку, где в то время находился этот эмир. Думая, что ему нечего опасаться, караван остановился недалеко от этого места; однако этот человек напал на него, нарушив свою клятву, и убил (многих) людей. Тщетно путники умоляли его сжалиться над ними ради Бога, напоминая ему о мирном договоре, заключенном им с мусульманами. В ответ он лишь оскорблял Святого Пророка. Узнав об этом, султан, повинуясь религиозному долгу и желанию защитить свой народ, дал клятву, что убьет этого человека, когда тот окажется в его власти. После того как Аллах даровал ему эту победу, он находился у входа в свой шатер (ибо шатер еще не был установлен) и там принимал своих воинов, которые приходили получить его одобрение за свою службу, ведя захваченных ими пленников и обнаруженных предводителей. Как только шатер был поставлен, султан продолжил прием уже в нем, преисполненный радости и благодарности за милость, ниспосланную ему Аллахом. Затем он приказал привести к нему короля Готфрида, его брата и принца Арнаута (Рено). Он поднес страдавшему от жажды королю чашу шербета, приготовленного из розовой воды со льдом, Готфрид выпил часть напитка, а затем предложил чашу принцу Арнауту. Султан сказал переводчику: «Скажи королю, что это он, а не я дает напиться этому человеку». Он следовал славному и великодушному обычаю арабов, по которому пленнику, разделившему трапезу с хозяином, даровали жизнь. Затем он приказал своим слугам отвести пленников в приготовленное для них место, а после того, как они поели, вновь призвал их в свой шатер. В это время в шатре находилось всего несколько слуг. Он усадил короля у входа, затем обратился к эмиру и напомнил ему о том, что сказал ранее, прибавив: «Смотри же, я защищу от тебя Мухаммада!» Затем он предложил ему принять Ислам, а когда тот отказался, извлек саблю и нанес удар, отрубив ему руку по самое плечо. Присутствовавшие при этом быстро добили пленника, и Аллах отправил его душу в ад. Тело выволокли из шатра и бросили у входа. Король, видя, как обошлись с его соратником, решил, что станет второй жертвой; однако султан ввел его в шатер и рассеял его страхи. «Королям не пристало убивать королей, — сказал он. — Однако этот человек перешел все грани, поэтому я и обошелся с ним таким образом».

В другом месте своего сочинения Баха ад-Дин несколько иначе рассказывает о казни Рено де Шатийона: «В году 583 (1187 г.) во время Хиттинской битвы… принц Арнаут (Рено де Шатийон), владетель ал-Керака, и повелитель франков Побережья одновременно попали в плен, и султан велел доставить их к нему. Этот проклятый Арнаут был великим нечестивцем и вероломным тираном. Однажды, когда между мусульманами и франками было заключено перемирие, он предательски напал на караван, шедший по его территории из Египта, и захватил его. Он захватил караванщиков, подверг их пыткам, некоторых бросил в зерновые ямы (матамир), а некоторых заточил в тесных узилищах. Когда они возразили, что между их народами заключено перемирие, он ответил: «Просите вашего Мухаммада, чтобы он вас вызволил». Султан, которому передали эти слова, поклялся убить неверного собственными руками, если Аллаху будет угодно отдать того в его власть. В день Хиттинской битвы Аллах послал этого неверного в руки султану, и он тотчас же решил казнить его, чтобы выполнить свой обет. Он велел привести его к нему вместе с королем. Последний жаловался на жажду, и султан приказал, чтобы ему поднесли чашу шербета. Король, напившись, протянул чашу Арнауту, на что султан сказал переводчику: «Скажи королю: “Это ты даешь ему напиться, но я не дам ему ни еды, ни питья”». Этими словами он хотел дать понять, что честь запрещает ему причинять зло всякому, кто пользуется его гостеприимством. Затем, чтобы сдержать обет, он самолично нанес врагу удар по шее. После этого, взяв Акру, он освободил из ужасных застенков всех узников, которых было около четырех тысяч человек, и отправил их по домам, наделив каждого деньгами, необходимыми для возвращения на родину. Об этом я слышал от многих, хотя сам при том не присутствовал».

Победители провели ночь, празднуя победу; каждый возносил хвалу Аллаху, и до рассвета со всех сторон были слышны возгласы: “Аллаху Акбар!” («Господь — Величайший!») и “Ла илла илла-Ллах!” («Нет бога, кроме Аллаха!»)».

Из рассказа Баха ад-Дина получается, что битва при Хиттине продолжалась не один, а два дня, что противоречит данным христианских источников. Впрочем, сам биограф Саладина при сражении не присутствовал и писал с чужих слов. Не исключено, что атаки мусульманских отрядов на авангард армии крестоносцев вечером накануне битвы он счел за отдельный день сражения.

В анонимном латинском сочинении «Завоевание Святой земли Саладином» говорилось: «В год 1187 от Рождества Христова правитель Сирии [Саладин] собрал армию многочисленную, как песок на морском берегу, дабы начать войну на земле Иудеев. Он пришел на плато Голан, пересекши реку Иордан, и стал там лагерем. Правитель Иерусалима [Ги де Лузиньян] также созвал свою армию, рассредоточенную по Иудее и Самарии. Они собрались и разбили лагерь недалеко от источников Сефорийских. Тамплиеры и госпитальеры тоже собрали много людей из всех своих замков и пришли в лагерь. Граф Триполи (Раймонд III Триполийский) поднялся со всеми своими людьми, которых собрал в Триполи и Галилее, и присоединился к ним. Своих людей привел и принц Ренольд Монреаль [Ренольд де Шатийон], и Балиан Наблусский [Балиан д’Ибелин], и Ренольд Сидонский [Ренольд Гарньер], и лорд Кесарии в Палестине [Уолтер Гарньер]. В городах, селениях и замках не осталось никого, способного держать оружие, кто не поднялся бы по королевскому приказу. Но и этого воинства было недостаточно. Действительно, казна короля Англии (король Генрих II несколькими годами ранее пожаловал значительную сумму денег для защиты Святой земли. Эти деньги использовались для вербовки наемников. — А. В.) была открыта, и каждому, кто мог вступить в битву с копьем или луком, было заплачено. Армия была довольно внушительна: 1200 рыцарей (вдвое больше, чем в битве при Рамле. — А. В.), бесчисленные конные лучники (туркополы) и около восемнадцати тысяч пехотинцев. Они гордились своей численностью, убранством лошадей, нагрудниками, шлемами, пиками и золотыми щитами, но они не верили в Бога и не надеялись на то, что Он — защитник и спаситель Израиля — спасет их. Они были поглощены собственными мыслями, стали тщеславны. Они послали в Иерусалим за тем, чтоб Патриарх принес Святой Крест в лагерь… дабы они могли стать носителями и хранителями Креста Господня. Сирийцы тем временем пересекали Иордан. Они наводнили и опустошили землю вокруг родников Киссона от Тивериадского озера [Галилейского моря] до Вифании… до самого Назарета и вокруг горы Табор. Как только они увидели, что страна разорена теми, кто бежал в страхе перед ними, они подожгли гумна и жгли все, что только видели. Вся земля горела перед ними как огненный шар. Не удовлетворенные даже этим, они взошли на святую гору, к священному месту, где Спаситель наш, после явления Моисея и Илии, показал своим ученикам — Петру, Иакову и Иоанну — славу будущего воскрешения в его Преображении. Сарацины осквернили это место. После того, как передовые группы завершили разрушение, Саладин и вся его армия пересекли реку. Саладин приказал своим силам спешить к Тивериаде и окружить ее. В четверг, второго июля, город был оцеплен лучниками, и битва началась. Поскольку город не был фортифицирован, графиня [Эскива, жена Раймонда III Триполийского] и галилеяне отправили графу и королю послов с вестью: «Турки окружили город. В бою они сломали стену и сейчас выступают против нас. Немедленно пришлите помощь или город будет взят, а мы — захвачены в плен». Сирийцы бились и одержали победу. Когда галилеяне увидели, что уже не в силах удержаться, они оставили и крепостной вал, и город. Они искали убежища от язычников в замке, поскольку город был сожжен. Но как только король Египта [Саладин] услышал, что христианская армия выступила против него, он отказался от штурма замка. «Пусть будет так! — сказал он, — они мои пленники». К вечеру четверга, второго июля, король Иерусалима, услышав послание галилеян, созвал всех военачальников, чтобы решить, какие действия предпринять далее. Все они советовали выступать на рассвете, вместе с Крестом Господним, приготовившись к битве, при полном вооружении и в боевых порядках. Выступив так, они освободят Тивериаду. Граф Триполи, услышав это, сказал: «Тивериада — мой город, и моя жена там. Никто из вас не предан городу так неистово, слава Христу, как я. Никто из вас не жаждет снять осаду или помочь Тивериаде так, как я. Тем не менее ни мы, ни король не должны уходить от воды, еды и прочего необходимого, чтоб вести такое множество людей на смерть от голода, жажды и убийственной жары в пустыне. Вы прекрасно знаете, что под палящим зноем такое количество людей не сможет выжить и дня, если у них недостаточно воды. Более того, они не смогут достичь врага, не страдая от крайней нехватки воды, не теряя людей и животных. Поэтому остановитесь здесь, на полпути, близко к еде и воде, ибо сарацины несомненно возгордились настолько, что, взяв город, не станут сворачивать, но устремятся через широкую пустыню прямо к нам и ввяжутся в битву. Тогда наши люди, отдохнувшие, с запасами хлеба и воды, охотно покинут лагерь для битвы. И мы, и лошади будем свежи, нас будет защищать и помогать нам Крест Господень. Так мы будем с полной силой биться с язычниками, которые будут изнурены жаждой, у которых не будет места для отдыха. Так вы видите, что, если и в самом деле милость Иисуса Христа с нами, враги Креста Господня будут взяты в плен или даже убиты мечом, копьем или жаждой прежде, чем смогут добраться до моря или вернуться к реке. Но если, чего Господь не допустит, дело обернется не в нашу пользу, здесь у нас есть наши бастионы, куда мы можем отступить». Но мудрые слова: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок и когда князья твои едят рано!» (Экклезиаст 10:16) были воплощены в собравшихся. Поскольку наш юный король последовал незрелым советам, в то время как горожане в ненависти и зависти друг у друга ломоть хлеба из рук выбивали. Они отказались от совета, который спас бы и их, и всех прочих. По собственной глупости и ограниченности они потеряли землю, людей и самое себя. Так, в пятницу, третьего июля, они вышли на марш, оставив позади все самое необходимое. Граф Триполи был в первых рядах, как ему и подобало. Остальные следовали слева или справа от него, согласно обычаям царства. Королевский батальон и батальон Святого Креста следовали позади, сообразно с характером местности, тамплиеры шли последними, составляя арьергард. Они маршировали до Сефоре, так, как было сказано ранее, они могли выдвинуться к Тивериаде. В трех милях от города они вошли в село Марескаллиа. Здесь они были так измотаны вражескими атаками и жаждой, что уже не хотели идти дальше. Они собирались миновать узкий каменистый проход, чтобы выйти к Галилейскому морю, которое было всего в миле от них. Поэтому граф передал королю послание: «Мы должны поспешить и миновать этот проход, дабы и мы, и наши люди были в безопасности у воды. Иначе нам грозит стать лагерем в безводном месте». Король ответил: «Мы сделаем это немедленно». Турки тем временем атаковали армию с тыла, так, что тамплиеры и другие войска арьергарда едва могли отражать нападение. Внезапно король (наказание за грехи) приказал разбить лагерь. Так были мы преданы смерти. Граф, когда оглянулся назад и увидел поставленные палатки, воскликнул: «Увы, Господь наш, войне конец! Мы все покойники. Королевство потеряно!» Так, в печали и тоске, они разбили лагерь посреди сухой пустоши, где ночью крови пролилось больше, чем воды. Сыны Исава [мусульманская армия] окружили воинов Господних [крестоносцев] и подожгли низкий кустарник в пустыне вокруг них. Всю ночь голодные, мучимые жаждой люди страдали от стрел и жара пламени. Воистину, в эту ночь Господь дал вкусить им хлеб слез и испить вино раскаяния. В итоге… после того, как отверзлись тучи смерти, занялся рассвет дня скорби и несчастья, горя и разорения. И когда настал черный день, король Сирии оставил город Тивериаду и со всей своей армией подошел к лагерю, чтобы дать битву христианам. Он готовился атаковать. Христиане выстроились в боевые порядки и поспешили отступить, надеясь, что если они сумеют добраться до воды, то, освежившись, смогут и атаковать, и драться более решительно. Граф [Триполийский] выдвинулся вперед, чтобы занять точку, к которой уже начали приближаться турки. Когда войска построились и встали в боевые порядки, пехоте было приказано занять позицию перед вражескими лучниками, чтобы та была защищена от атаки врага рыцарскими копьями. Так, защищая друг друга, они были бы в безопасности. К этому времени сарацины уже прибыли. Пехота [войска крестоносцев], собравшись в клин, на полном ходу взбиралась к самой вершине высокой горы, бросив армию на волю судьбы. Король, епископ и все остальные посылали призывы, умоляя их вернуться и защищать Крест Господень, наследие Распятого, армию Христову и самих себя. Они отвечали: «Мы не вернемся, поскольку умираем от жажды и не станем драться». И снова была дана команда, и снова они упорствовали. Тамплиеры, госпитальеры и туркополы тем временем яростно обороняли тыл. Тем не менее они не могли одержать победы, поскольку враг появлялся отовсюду, посылая стрелы и раня христиан. И когда они чуть-чуть продвинулись, они воззвали к королю, прося о помощи. Король и соратники увидели, что пехота не собирается возвращаться и сами они не в силах устоять против турецких стрел без сержантов. Потому, с благословением Креста Господня, они приказали разбить палатки, в надежде сдержать сарацинские атаки, что помогло бы продержаться еще некоторое время. Но из-за этого были нарушены боевые порядки. Войска окружили Святой Крест, где и смешались. Люди, которые пришли в первой группе с графом Триполи, увидели, что король, госпитальеры, тамплиеры и остальные собрались все вместе и смешались с турками. Множество варваров отделяли их от короля, так что они даже не могли пробраться к Кресту Господню. Они закричали: «Те, кто может прорваться, идите. Битва складывается не в нашу пользу. У нас нет даже шанса на спасение». Тем временем тысячи и тысячи сирийцев атаковали христиан градом стрел и убивая их. В это же самое время епископ Акко, хранитель Креста Господня, был смертельно ранен. Он передал задачу хранить Крест епископу Лидды. Большая группа язычников атаковала пехоту и сбросила их с вершины крутой горы, по склонам которой те отступали наверх. Остальных они уничтожили, захватив в плен одних и убив других… Видя это граф [Триполийский] и его люди, которые спешили к месту вместе с Балианом Наблусским, Ренольдом Сидонским и другими полукровками, повернули назад. Стремительный бег их лошадей в этом узком проходе растоптал христиан и создал подобие моста, дав всадникам ровный путь. Так они отступили из теснины, пройдя по своим же людям, по туркам и по всем остальным. Получилось так, что они смогли спасти лишь собственные жизни. Сарацины собрались вокруг Креста Господня, окружили короля и прочих и разрушили церковь. Что еще можно сказать? Сарацины восторжествовали над христианами и поступили с ними по своей воле. Что я могу сказать? Мне пристало скорее стенать и плакать, чем говорить что-либо. Увы! Описывать ли мне нечистыми устами своими как бесценный Крест Господа — Спасителя нашего — был схвачен проклятыми руками окаянных язычников? Горе мне, что в дни моей жалкой жизни вынужден я видеть подобное. На следующий день принц Ренольд Монреальский был убит. Тамплиеры и госпитальеры были выкуплены у турок и также убиты. Велением Саладина графиня [Эскива] и все, кто был в цитадели Тивериады, могли покинуть крепость и, с заверениями в неприкосновенности их жизней, — идти с миром куда бы то ни было. Так было сделано. Город был сдан, Саладин вошел в него. После того, как цитадель была укреплена, он отправился в Саффурию. На том месте, где еще недавно располагалось лагерем христианское войско, король Сирии приказал разбить свой лагерь. Он оставался там несколько дней, радостно празднуя победу. Он разделил наследие Распятого не между преемниками Его, но меж гнусными своими эмирами и вождями, воздав должное каждому».