Автомат «Хорн энд Хардарт», 23 улица, Нью-Йорк

Ноябрь 1969 года

Кто в состоянии осознать все далеко идущие последствия от повышения цены на сырный сэндвич на десять центов?

1 ноября Патти Смит и Роберт Мэпплторп собирают пожитки и переезжают на несколько этажей ниже в том же отеле. Их новый 204-й номер находится по соседству с тем, жил Дилан Томас перед смертью. Богемные обитатели гостиницы, все равно как британская аристократия, обожают такие связи с призраками великих фигур прошлого.

Патти никогда не любила пользоваться лифтом, ей нравится, что теперь она может подниматься и спускаться по лестнице. «Это же был всего лишь второй этаж, и я могла сбегать по лестнице… Из-за этого у меня возникало ощущение, что фойе – продолжение моего номера». Новый номер чуть больше, и в нем они с Мэпплторпом вместе делают бусы из ленточек, шнурков и бусин от старых четок. Иногда бусины теряются в скомканных простынях или закатываются в щели деревянного пола. Но это самое начало.

За несколько месяцев они вдвоем вырастут из этого сравнительно привычного занятия. Вскоре они поставят «хэппенинг» под названием «Роберт прокалывает сосок». Он заключается в том, что Мэпплторпу вставляют в сосок золотое кольцо, в то время как Патти нараспев читает бессвязный монолог о своих любовных похождениях. Затем последует хэппенинг «Патти делает татуировку на коленке», в котором австралийский художник по имени Вали Мейерс вытатуирует маленькую молнию у Патти на коленке.

Остальные постояльцы выражают им одобрение. «Мы, зрители, конечно, опосредованно испытывали страдание… Если говорить тогдашним языком, результат был полностью удовлетворителен», – делится один из них. Другой постоялец «Челси» снимает «хэппенинг» на пленку, после чего его демонстрируют в Музее современного искусства перед понимающей публикой, также состоящей в основном из обитателей отеля.

Но пока что Смит и Мэпплторп делают бусы. Обычно они идут в ближайший ресторан «Эль Кихоте» за клешнями омаров (идеально подходящими для окрашивания спреем), потом – через два дома в магазин рыболовных принадлежностей «Кэпитол» за мушками и грузилами для бус и в конце концов до автоматов самообслуживания «Хорн энд Хардарт» дальше по улице. Там они, по обыкновению, находят место у столика и поднос, идут к дальней стене с рядами маленьких окошек, суют монетку в щель, открывают стеклянную крышку и берут сэндвич или свежий яблочный пирог. Патти больше всего любит салат с сыром и горчицей в булочке с маком; Роберт предпочитает макароны с сыром. Патти пьет кофе, Роберт – шоколадное молоко.

Как-то раз, в дождливый день, Патти охватывает сильное желание съесть сэндвич с сыром и салатом. Она обыскивает весь номер в поисках необходимых 55 центов, надевает свой серый плащ и кепку, как у Маяковского, бежит к автомату, берет поднос, идет к стене и просовывает монетки в щель.

Крышка не открывается, и она снова ее тянет. Но крышка все равно не открывается; и только тогда она замечает надпись: цена повысилась на 10 центов, то есть теперь сэндвич стоит 65.

– Могу я вам помочь?

Она оборачивается. Это дородный мужчина с темной курчавой бородой. Она узнает его: «ошибки быть не могло, это лицо одного из наших великих поэтов и активистов». Это Аллен Гинзберг, автор «Вопля», человек, которому в рапорте ФБР дано не такое уж неточное описание: «эстрадный артист с всклокоченной бородой, читающий нараспев невразумительные стихи». Он также увлеченный нудист[71] и яростный сторонник разрешения наркотиков[72].

Гинзберг только что вернулся с похорон своего давнего любовника, поэта-битника Джека Керуака, который смотрел по телевизору кулинарное шоу «Галопирующий гурман» и упал, а потом умер в больнице от цирроза печени. «Значит, он умер от пьянства, которое есть всего лишь один из способов жить, справляться с болью и глупостью, что все это в конечном счете сон, огромная, сбивающая с толку, дурацкая пустота», – заключил Гинзберг в речи, которую позавчера произносил в Йельском университете.

– Могу я вам помочь? – спрашивает он.

Патти кивает в ответ. Гинзберг добавляет недостающие десять центов и еще угощает ее стаканчиком кофе. Она идет за ним к его столику и начинает есть свой сэндвич. Гинзберг представляется и заводит разговор о Уолте Уитмене. Своим низким голосом Патти сообщает, что росла недалеко от Кэмдена в Нью-Джерси, где похоронен Уитмен. В этот момент Гинзберга осеняет какая-то мысль. Он наклоняется вперед и вопросительно смотрит на нее.

– Вы что, девушка? – спрашивает он.

– Ну да. Это проблема?

Гинзберг смеется.

– Простите, я принял вас за симпатичного юношу.

Патти понимает, что случилось недоразумение.

– Так что, мне вернуть сэндвич?

– Нет, угощайтесь. Это моя ошибка.

Так, по причине неожиданного взлета цен на сэндвичи с сыром между Гинзберг и Патти Смит завязывается дружба, которая продлится до конца их дней. Они оба обожают придумывать о себе легенды и с годами полюбили вспоминать о своем случайном знакомстве. Как-то раз Гинзберг спрашивает ее:

– Как бы ты описала нашу встречу?

– Я бы сказала, что ты накормил меня, когда я хотела есть, – отвечает она.

Во второй половине жизни Гинзберг, воодушевленный своей подругой, пишет тексты для рок-песен, но без особого успеха: он просто слишком многословен. Со своим вечным великодушием он предваряет ее концерты длинными предисловиями. «Патти Смит была одним из первооткрывателей устной музыкальной поэзии, – говорит он публике в Мичигане 5 апреля 1996 года. – …Она одной из первых начала сочетать музыку и поэзию и так вдохновила молодое поколение, что и многие, кто старше ее, включая и самого меня, учились у нее соединять их».

Ровно через год после этого концерта Гинзберг умирает. На поминальную службу в церкви Св. Марка Патти надевает белую футболку с лицом Рембо и поет «I’m So Lonesome I Could Cry» («Мне так одиноко, что хочется плакать»).

Вилла «Мунирия»,№ 9, улица Магеллан, 1, Танжер

Май 1957

Для западного гомосексуала в 50-е годы не существует второго такого же места, как Танжер[73]. В марте 1957 года Аллен Гинзберг и его бойфренд Питер Орловски прибывают туда и останавливаются у Уильяма Берроуза, бывшего любовника Гинзберга.