В разговоре появилась пауза, и поэтому Сергей включил радио. Однако магнитола опять не могла настроиться на радиоволну. Почему-то в эфире слышался только бессмысленный треск.

– Посмотри в бардачке кассеты, – сказал Сергей Асову.

– Какие исполнители? – поинтересовался Саша.

– Не знаю, племянник какие-то оставил…

Саша вытащил несколько кассет и почувствовал разочарование, увидев названия. «Что ж, все же лучше, чем ехать в полнейшей тишине», – подумал Асов, тем более что голос у него уже охрип, и как он ни старался, но не мог заставить себя снова говорить, пусть даже ни о чем. Чувство апатии заставило его замолчать. Саша передал первую попавшуюся кассету Сергею, повинуясь принципу, что из двух зол и выбирать-то не стоит. Сергей вставил кассету, и послышались звуки попсовика-однодневки девяностых годов а-ля «Я тебя хочу, от тебя торчу». Сергею было все равно, какую музыку слушать, а Саша не терпел подделок под творчество. «Массовая поп-культура совершила еще один виток по спирали деградации», – и чтобы как-то избавиться от этой муки, Саша погрузился в воспоминания. Постепенно звуки, заполнившие кабину, исчезли, и сознание Саши перенесло его почему-то всего лишь на несколько дней назад, когда он помогал перевозить отцу вещи из одной съемной квартиры на другую.

Странно, но тогда они с отцом нормально разговаривали и готовы были делиться своими тайными надеждами, заботами, горестями. Отец был рад и переполнен надеждами, а Саша был рад и спокоен оттого, что отец наконец-то добился заслуженного успеха. Может, потому, что отец наконец-то нашел достойную работу с достойной зарплатой, у него и настроение изменилось в лучшую строну, и он стал более открыт с сыном. «Хотя, – стал вспоминать Саша, – на дне рождения у деда, в ноябре, отец произнес такой странный тост в адрес именинника, не свойственный для отца, что-то вроде: пусть у тебя будет много денег. Его еще тогда одернула тетя Тоня, что пожилому человеку нужно желать здоровья. А отец только улыбнулся и молча выпил. Да. Это говорит о том, что у него изменилось мировоззрение. Он еще тогда, до дня рождения, пытаясь меня оскорбить, поставил мне в упрек, что я получаю нищенскую зарплату. Конечно, он был в чем-то прав, но он стал другим, такого раньше он никогда не говорил. Вот, а теперь задумаешься, почему же он погиб? Ведь человек умирает тогда, когда он сам это решит. Почему он не выжил в аварии, а просто сдался и не стал бороться за жизнь? Может быть, он просто устал, выдохся в этой новой гонке за деньгами, потому что перестал быть самим собой?»

Саша стал кусать губы, думая о страданиях, которые перенес его отец перед смертью, как-никак, но это была насильственная смерть. Тем более что он знал, как выглядит авария со смертельным исходом. Саша не мог поверить, что такое могло случиться с отцом, ведь он был очень сильным человеком.

Снова и снова Саша вспоминал зимнее утро, которое было всего лишь неделю назад, вспоминал все новые и новые слова, фразы и жесты. Саша не мог вспомнить, как конкретно он оказался в той однокомнатной квартире на первом этаже пятиэтажного панельного дома. Приехал ли он вместе с отцом на такси из Опольска в Алексеевку, или вместе с отцом на автобусе, или их подвез знакомый с работы. Однако воспоминания у Асова о том дне начинались с момента, когда он, стоя посередине единственной жилой комнаты и глядя на упакованные ими вещи, спросил отца:

– Хоть кофе-то есть? С сахаром.

– Не-а, – ответил, улыбаясь, отец, вставая с тахты, которую вместе с квартирой сдавала хозяйка, – зато есть чай.

– А сахар?

– Сахар есть.

Саша с отцом прошли на кухню. Отец вытащил из какой-то коробки из-под крупной бытовой техники объемную упаковку с чаем. Поставив ее на кухонный стол, он раскрыл ее, и Саша увидел множество одноразовых пакетиков с чаем. Пока отец искал, куда он положил сахар, Саша вытащил из кухонного ящика хозяйский чайник и, наполнив его водой из-под крана, поставил на газовую плиту. Спичек не оказалось, и Саша поджег газ на плите своей зажигалкой. Отец принес две кружки и упаковку кускового сахара. Они сели за стол и положили в кружки пакетики с чаем. В тишине комнаты было слышно, как гудел чайник на плите.

– А ложки? – спросил Саша и, не дожидаясь ответа, встал и отыскал одну чайную ложечку. Отец обычно пил чай без сахара. Саша положил ложечку в стакан, подошел к окну и достал сигарету, чтобы закурить. Отец не любил запаха табачного дыма, но вместо форточки было только отверстие с маленькой рамой под форточку и без стекла. Отец сидел, облокотившись на край стола, и смотрел на Сашу.

– А почему переезжаешь? – спросил Саша, обернувшись к нему и стряхивая пепел от сигареты в форточку.

– А ты не знал, что здесь, например, клопы водятся и мыши, а ребенку в таких условиях жить нельзя. Рафида, когда приезжала, увидела.

– Не знал, хотя хозяйка и показалась мне жуликоватой. Квартплату затребовала за полгода вперед, ты ей за сколько заплатил?

– Пока за три. Да и хрен с ней.

– Да, деньги она не вернет.

– А Опольск все-таки город, – продолжал отец. – Школа рядом хорошая, да и квартира получше. В соседнем подъезде с Хвойновыми, они мне квартиру-то эту и нашли. На длительный срок сдается. Кроме всего прочего мне на работу ездить-то оттуда удобнее, вышел – и сразу остановка, почти до базы доезжаешь. А здесь, хоть и в Алексеевку, но добираться с двумя пересадками приходится.

Саша докурил сигарету и выбросил окурок в форточку. Чайник стал посвистывать и выпускать из носика струю пара. Саша выключил газ, для верности перекрыв еще и вентиль на трубе, и налил кипятка в чашку отца, а затем себе. Отец, взяв ложечку из Сашиной кружки, положил себе сахар и размешал его в своей кружке, вернув потом ложку. «Странно, – подумал Саша, – смена привычек?» Держа пакетик за веревочку в кипятке, отец ждал, когда чай заварится. Саша поставил чайник на плиту и сел за стол рядом с отцом. Затем он, как всегда, положил себе много сахара и стал размешивать его в своей чашке.

– Куда пакетик выбрасывать? – спросил Саша отца.

– Клади на стол, потом разберемся.

Прихлебывая горячий чай, они молча отдыхали. Отпив половину кружки, Саша взял ее и пошел на балкон в единственной жилой комнате покурить. Курить в форточку ему не понравилось. Балкон был застеклен, но, несмотря на это, на нем было прохладно. Саша чувствовал через тапки его холодный пол. С кружкой чая к нему пришел отец.

– Как на работе-то?

– Спасибо, как всегда, паршиво. – Иронично, народной скороговоркой, ответил Саша. – Постоянно чувствуешь, что больше не можешь вытерпеть, а ситуация в отделе становится только хуже и хуже.

– Да, увольняться тебе нужно поскорее. Ну, ничего. Уволишься, найдем тебе местечко. Нам юристы грамотные очень нужны. Почувствуешь, наконец, как можно нормально работать и получать за это соответственно.

– Ну, я же по уголовному профилю. Хотя переучиться все равно надо, да и не проблема это для меня. Хотя, знаешь, вот говорят, что в двадцать пять лет заново выбираешь путь в жизни, переосмысливаешь свои ценности.