Может быть, чтобы подбодрить или утешить меня, министр сказал, что он твёрдо намерен начать программу федеральных субсидий для муниципалитетов на строительство лёгкого метрополитена. Настала моя очередь возмутиться. Я сказала, что неудачные опыты уже показали: фиксированные капитальные маршруты оказываются дорогостоящим провалом, если они не обоснованы замеренным доказательством спроса, существующего в достаточном объёме. Недогружённые маршруты не только оттягивают ресурсы из транспортной системы, но и оказываются очень скверным ответом на потребности и ожидания потенциальных пользователей. В прошлом проектировщики транспортных систем обычно протягивали рельсовые пути, опираясь на результаты анализа наполняемости автобусных маршрутов. Этот чисто практический метод вполне оправдывал себя и в Торонто, и в других местах. К 1960-м годам память об этом была утеряна, и инженеры Торонто, равно как Атланты, Детройта, Буффало и Чикаго, стали прокладывать рельсовые пути, руководствуясь какими-то иными соображениями. Вследствие чего маршруты провалились — отчасти фигурально, отчасти физически: на них не было достаточного числа пассажиров.

Я стала настаивать на том, что субсидии для общественного транспорта должны быть достаточно гибкими, чтобы дать место экспериментированию с вариантами маршрутов, выбором технических решений и, возможно, предваряющей проверке на автобусах. Почему бы не выделить гранты на общественный транспорт, спросила я. Почему нужно все определять выбором «сверху»?

Мне хватило такта не упомянуть об опасности отрыва власти от реальных нужд людей и не высказать вслух подозрение, что программа субсидирования лёгкого метро нравилась ему потому, что таким образом «Бомбардиру», международной корпорации по производству трамваев с штаб-квартирой в Монреале, достался бы очень хороший подарок. Я не упомянула и о том, что такой шаг очень понравился бы избирателям в Квебеке[47], всегда представляющим собой головную боль для федерального правительства. Но все эти мысли пронеслись в моем сознании.

Заметив, что теперь уже моя физиономия окаменела, он сказал, что мэры всех крупных городов просили гранты на лёгкое метро. В свою очередь я сказала ему, что была на совещаниях, где они пришли к такому единству мнений. Источником единодушия стала их убеждённость в том, что это политически реалистичнее, чем запрашивать гранты на другие виды общественного транспорта или на его обобщённую поддержку в виде дотаций на покрытие эксплуатационных издержек.

Но это именно то, в чем муниципалитеты нуждаются прежде всего.

Мистер Мартин с дежурной интонацией заметил, что вопрос гибкости заслуживает рассмотрения. И опять было видно, насколько расходятся наши точки отсчёта. То, что он видел с точки зрения выгоды для скандалящих городов и, быть может, корпораций по производству рельсов и вагонов, я воспринимала как возможность очередного фиаско.

Вновь наступил мой черёд попытаться восстановить гармонию. Я заметила, что нас несомненно объединяет забота о публичном благе. Он мог бы возразить, что все без исключения заявляют о своём стремлении исключительно к общественному благу, но был слишком вежлив, чтобы это сделать. Общественное благо есть абстракция, исполнение или крах которой проявляется лишь через множество конкретных решений и действий.

Снижение числа избирателей, приходящих к урнам для голосования, растущая неприязнь людей к политикам и их обещаниям, проступающая в каждом опросе общественного мнения, — это свидетельства того, что в западных странах все больше людей считают, что участие в выборах есть пустая трата сил. Все больше людей поступают так в наиболее продвинутых демократических странах, где чувство гражданской ответственности должно быть наиболее выраженным. Это указывает на растущую оторванность человека от власти, понимаемой в духе давней формулы Линкольна: «власть народа, осуществляемая народом и в интересах народа». Умаление этого идеала как чего-то неосуществимого и неадекватного означает его утрату. Именно таким образом ослабление сетей в культуре ведёт к её дальнейшему ослаблению[48].

Хотя недостатки канадской Конституции имеют уникальный характер, беды весьма сходного типа терзают и американские муниципалитеты. Весной 2003 года, пока я пишу эти строки, мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг парализован бюджетной войной с губернатором штата Нью-Йорк Джорджем Патаки. Мэр утверждает, что для преодоления угрозы дефицита бюджета в 4 миллиарда долларов ему необходимо ввести налог на доходы жителей пригородов, заработанные в городе. Губернатор заявляет, что этого не допустит. Мэр говорит, что единственной альтернативой может быть сокращение приёма в полицию, увольнения в санитарной службе, отмена оплаты сверхурочных для пожарных, закрытие публичных плавательных бассейнов, сокращение персонала детских садов, ночлежных домов, внеурочных форм обучения, сокращение или даже отказ от выдачи бесплатных обедов на дом беднейшим старикам. Разумеется, он перечислил здесь лишь те статьи бюджета, сокращение которых, по его мнению, в наибольшей степени снизит его популярность. В ответ на это губернатор указывает на расчётный дефицит в бюджете штата в размере 10 миллиардов долларов. Но, как и президент США, в первую очередь он относится к урезателям бюджета по сугубо идеологическим причинам — безотносительно к дефициту бюджета, экономии и утере социальных услуг. Все это для ушей канадца звучит очень знакомо.

Колониальные владения европейских и азиатских империй, как правило, в наибольшей степени были далеки от субсидиарности и фискальной прозрачности. После Второй мировой войны беднейшие страны, зависящие от иностранной помощи, находятся именно в этой незавидной ситуации. Нерационально направляемые ресурсы «пролетают через стратосферу» — от правительств богатых стран, или от Всемирного банка, или от Международного валютного фонда, которые не многим уступают богатым странам, — и попадают в руки правительств независимых беднейших стран для дальнейшего распределения. Печальным рефреном звучит уже полвека стон (а за ним — миллиарды долларов, обречённых на разбазаривание, несущие разочарование и часто прямой вред): «Помощь не доходит до тех, кому она была предназначена». Непреднамеренных последствий великое множество. Нищают крестьяне, выселенные из родных мест ради строительства плотин, сопровождаемого обещаниями благоденствия за счёт изобилия электроэнергии и привлечения иностранных корпораций, которые должны создать новые рабочие места. Когда процветание не материализуется, неоплатные национальные долги прощают — при условии проведения реформ. Реформы, в свою очередь, приносят рост нищеты и беспорядки. Целую книгу можно написать об этой нерациональной, искажённо-умозрительной, разрушительной для функционирования иностранной помощи. Добрых намерений предостаточно, но субсидиарности и фискальной прозрачности не обнаруживается.