Гастингс послал за членами совета и повел капитана в зал заседаний, где когда-то вел горячую борьбу против генерала Клэверинга и Филиппа Франциса, а теперь властвовал как неограниченный повелитель, слова которого никогда не встречали возражений. Он приказал капитану повторить его доклад перед советом. Ужас охватил собрание — все знали, что значит война с Гайдером-Али в союзе с Францией. Если ему удастся завоевать Мадрас, то немедленно произойдет восстание всех магаратских князей, всех набобов и Моголов и тогда едва ли удастся удержать английское владычество в Бенгалии, во всяком случае мечта о великом Индусском государстве, казавшаяся почти выполненной Гастингсом, будет разрушена навсегда.

Когда капитан закончил, Гастингс поднялся и сказал, не выслушав мнения совета.

— Сэр Роберт Даусон как главный начальник столь трудного и ответственного поста очень дурно выполнил свою обязанность: он должен был знать, что происходит при дворе в Мизоре с помощью разведчиков, на которых нельзя было жалеть денег. Мне отсюда трудно судить о создавшемся положении, но ему на месте виднее, что надо было делать. Во всяком случае он не имел права допустить Гайдера-Али почти до Мадраса. Вследствие его непростительных ошибок я увольняю сэра Роберта Даусона и передаю командование портом и всеми войсками, какие можно будет выслать отсюда, генералу Эйр-Коту. Все подходящие суда здесь, в гавани, будут взяты и приспособлены для перевозки войск в Мадрас. Сэр Эйр-Кот получит приказание не ограничиваться обороной, так как с таким противником, как Гайдер-Али, и с таким войском, как мизорское, оборона равняется гибели. Только непрерывными нападениями можно достигнуть победы. Надеюсь, — закончил он, окидывая взглядом собрание, — что почтенные члены совета разделяют мое мнение?

Все наклонили головы. Немедленно по распоряжению Гастингса началась непрерывная деятельность как в правительственном дворце, так и в форте Вильям. Суда часто отбирались насильно, хотя и за вознаграждение, для перевозки войск и вооружения. Скороходные парусные суда обследовали побережье и выслеживали приближение французской эскадры.

Сэр Эйр-Кот недавно возвратился из похода против магаратов и удобно устроился в форте Вильям. Шестидесятилетний генерал любил удобства жизни, которыми мог наслаждаться благодаря большому жалованью, получаемому от компании, и богатой добыче, привезенной из похода. Но старый солдат встрепенулся, когда Гастингс передал ему командование. Помериться силами со старым мизорским львом — куда выше и почетнее, чем вести войну с магаратскими князьями.

Пока шла напряженная подготовка к наступлению, Гастингс велел позвать к себе капитана Синдгэма.

— Капитан, — обратился он к нему серьезно, почти торжественно, — вы когда-то требовали от меня мести людям, разрушившим ваше счастье, отравившим вашу жизнь, изгнавшим вас из общества людей. Нункомар, изгнавший вас к диким зверям, погиб на виселице, Дамаянти, предавшая вашу любовь и пожертвовавшая вами для роскоши и богатства, искупила свою вину в огне. — Сдержал я свое слово?

— Сдержали, ваше превосходительство, — отвечал капитан. — Положим, я сам участвовал в мщении, так как месть, исполненная другим, не удовлетворяет жажды истерзанной души, но возможность совершить ее дали мне вы, за что я вам безгранично благодарен.

— Я сделал из вас английского офицера, я свято хранил вашу тайну от всех, вы служите при мне наряду с лучшими людьми страны, значит, я и в этом сдержал данное вам слово. Таким образом, мы ни в чем не можем упрекнуть друг друга, мы квиты, и каждый из нас знает, что мы умеем держать слово и исполнять обещания. Поэтому я обращаюсь к вам, чтобы сказать то, чего не сказал бы ни одному человеку. Выслушайте меня, так как дело, о котором идет речь, очень серьезно… серьезнее всего, что я требовал от вас до сих пор… но тем выше будет и ожидающая вас награда.

— Вам известно, что я ничего не боюсь, и я знаю; что вы вознаграждаете услуги по достоинству.

— Так слушайте: Гайдер-Али, мизорский раджа, стоит под Мадрасом, низам гайдерабадский и пешва из Пуны послали ему свои лучшие войска, командирами у него французские офицеры, в его распоряжении сто французских орудий, и каждую минуту можно ожидать появления французской эскадры у Коромандельских берегов и в Бенгальском заливе.

Капитан побледнел:

— Для английского владычества это худшее, что могло случиться в Индии!

— Все силы будут употреблены, — отвечал Гастингс, — войска сейчас отправляются в Мадрас, генерал Эйр-Кот, единственный воин, которым я располагаю, примет командование. Я формирую семь батальонов, чтобы и здесь иметь гарнизон на всякий случай, и надеюсь, что подкрепление придет в Мадрас еще до появления французской эскадры… Мое дело близилось к осуществлению, — грустно продолжал Гастингс, — я железной рукой устранял препятствия, беспощадно свергал врагов, я думал, что все готово уже для того, чтобы обратить торговую территорию компании в могучее государство для Великобритании, и вдруг из-за небрежной неосмотрительности мадрасского губернатора на меня рушится новая опасность, которая может погубить все мои труды и сделать меня посмешищем, так как весь свет будет осуждать мои действия, если они не увенчаются успехом… Ведь только успех имеет решающее значение, только победитель — великий человек, а побежденного, хотя бы он совершит даже и невероятное, зовут дураком или преступником и издеваются над ним или ведут на эшафот… Если даже допустить, что начало будет удачно, что наши войска придут в Мадрас, что Эйр-Кот одержит победу над Гайдером-Али, чему это поможет? Борьба со старым мизорским львом, за спиной которого стоит Франция и которому тайно преданы все индусские князья, не заканчивается одним сражением, которое даже при победе ослабит наши силы. Он стоит на твердой почве, уничтожить его хоть и трудно, но все-таки надо, так как вся опасность заключается лично в нем. Сын его, Типпо Саиб, такой же жестокий тиран, но у него нет ума, мужества и непреклонной воли отца, его можно запугать и завлечь, при нем можно было бы обезоружить Мизору, как мы обезоружили Лукнов. Мизорского войска я не боюсь — французские офицеры и французские пушки не имеют значения, если ими не командует Гайдер-Али. Я боюсь только его, он один может разрушить мое дело: ни выигранные сражения, ни взятые крепости не возвратят мне покоя. Гайдер-Али должен умереть, только его смерть принесет победу Англии, только при таком условии могут осуществиться мои планы…

Он устремил проницательный взгляд на капитана.

— Я вас понимаю, — согласился тот, — вы орлиным взглядом окинули положение и верно определили его центр. Но Гайдер-Али осторожен, он не подвергнется опасности в бою.

— В бою или без боя, но он должен умереть, и кто принесет мне известие о его смерти, тот будет моим другом, имеющим право требовать от меня всего, что он хочет.

Капитан склонил голову и молча стоял некоторое время, пока Гастингс, тяжело дыша, напряженно смотрел на него. Потом он гордо выпрямился, подошел к Гастингсу и ответил. Слова его прозвучали в напряженной тишине торжественно:

— Гайдер-Али умрет, или вы больше никогда не увидите меня.