В порыве благодарности Гастингс обнял его:

— Я вам сказал, что ожидаю от вас услуги, больше которой никто на свете не в состоянии мне оказать, и, если вы принесете мне известие о смерти Гайдера-Али, даже миллион не будет достаточной наградой для вас.

— Игра со смертью опасна, и ставкой является жизнь, — со спокойствием отвечал капитан. — Гайдера-Али нельзя убить, как антилопу, и многие предпочли бы встретиться со львом в пустыне, чем с раджой Мизоры… Такая игра не ведется ради денег.

— Вы правы, мой друг, золото — только средство для человека с волей и силой, а не цель. Требуйте натурализации, ордена, баронского титула, все будет так же верно, как-то, что я живу на свете.

Капитан покачал головой:

— Дело еще не выполнено и рано говорить о вознаграждении. Я прошу только обещание, что вы исполните мою просьбу, когда мизорский лев будет убит.

— Даю вам его! — воскликнул Гастингс. — Чего бы вы ни потребовали от меня. Когда принесете известие, что Гайдера-Али не существует, все будет исполнено, если это только в моей власти, а звезд с неба вы не спросите.

Тут лицо капитана засветилось радостью.

— Хорошо, — сказал капитан, — позвольте мне обдумать мою просьбу, когда я заслужу вознаграждение.

— Что вам нужно, чтобы выполнить такое невероятное дело, которое я счел бы невозможным для всех, кроме вас?

Капитан даже с изумлением посмотрел на него:

— Ничего, кроме официальной командировки совсем в противоположную сторону, хотя бы в Лукнов, которая дала бы мне возможность совершенно тайно уехать отсюда.

— И больше ничего? — спросил Гастингс. — Ни конвоя, ни денег?

— Деньги — неподходящее оружие против Гайдера-Али, — возразил капитан. — Большие дела совершаются в одиночку, без стесняющих помощников, без опасных сообщников. Я пойду один, сам найду путь, а если вы ничего не услышите обо мне, то будете знать, что я проиграл.

— Вы не проиграете! — заверил его Гастингс. — Счастливого пути, мы простимся еще официально. И Гастингс обнял капитана.

Тот низко поклонился, и, когда проходил через приемную, его лицо оставалось таким же спокойным, как всегда, точно он говорил с губернатором о самых обыкновенных делах службы.

— Я восхищаюсь им, — проговорил Гастингс, — но боюсь его взгляда… Мне кажется иногда, что он злой дух, который когда-нибудь потребует мою душу за свои услуги. А разве он не имел бы права на мою душу, раз я посылаю его на убийство? — Он вздрогнул и поднял глаза, в которых застыл вопрос.

Постоянно приходили донесения о работах и приготовлениях в гавани и в форте Вильяма, и Гастингс так спокойно делал распоряжения, точно дело шло о каких-нибудь маневрах, а не о крупном шаге, ставящем на карту труды и стремление всей его жизни. До глубокого вечера шла лихорадочная деятельность в правительственном дворце, и даже ночью продолжалась разгрузка судов, предназначенных для отправки войск. Наступление Гайдера-Али хранилось в строгой тайне, на всех дорогах к югу расставили караулы, чтобы известие оттуда возможно позднее проникло бы в другие вассальные провинции. Таким образом, в правительственном дворце царило полное спокойствие, так как Гастингс знал, что значила паника, которую неминуемо вызвало бы известие о восстании Гайдера-Али.

За обедом Гастингс казался особенно веселым я галантным с женой, как молодой влюбленный. Шутил с членами совета, разгоняя их тревоги и вызывая улыбку на их озабоченных лицах. Спорил с ученым капелланом дворца о сложных философских вопросах с таким остроумием, что тот не мог угнаться за ним. Ему удалось обмануть всех и увлечь своей веселостью даже членов совета, только от Марианны не укрылось лихорадочное возбуждение мужа, и она тревожилась, зная, что оно вызвано серьезными причинами. Она тоже старалась поддерживать веселый разговор, понимая, что Гастингс имеет основание скрывать свои заботы.

После обеда, по обыкновению, перешли пить кофе на веранду. Вечер стоял дивный, с Хугли тянуло прохладой, на темном небе красовалась полная луна, освещая цветущие деревья, серебристую поверхность пруда и душистые водяные растения. Соловьи заливались, ночные бабочки летали, отливая золотом и серебром.

Общество, хоть и привыкшее к такой природе, восторгалось ее красотой, и Гастингс предложил пройти в парк. Привыкнув, что каждое слово его равняется приказанию как в серьезных делах, так и в обыкновенной жизни, он, не дожидаясь ни от кого ответа, предложил руку жене, и они скрылись в тенистых аллеях.

Как только они дошли до уединенного места, Гастингс остановился, взял за руку Марианну, сообщил ей об опасности и обо всем, что он сделал, скрыв только свой разговор с капитаном Синдгэмом.

Марианна хорошо знала положение дел в Индии и имела слишком верный взгляд на вещи, чтобы понять, что значила война с Гайдером-Али для ее мужа и для владычества Англии в Индии. Она содрогнулась до глубины души при жутком известии мужа, но, сохраняя улыбку, сказала, положив руки ему на плечи:

— Слабый человек сомневается и гибнет в борьбе, а сильный радуется опасности, так как знает, что преодолеет ее. Разве ты сделался бы тем, что ты есть, если б твой путь был всегда усыпан цветами вместо непреодолимых препятствий? Надейся на Бога, который помогает смелым, как я надеюсь на тебя.

Луна проглянула среди деревьев и ярким светом залила голову Гастингса, точно ореолом, тогда как кругом все было в тени.

— Смотри, мой друг, смотри, — в восторге закричала Марианна, — само небо оправдывает мою веру в будущее и украшает твою голову венцом победителя.

— Я не верю ни чудесам, ни предзнаменованиям, — отвечал Гастингс со счастливой улыбкой, — а только собственной силе, противодействующей несчастью, но если ты хочешь выступить предсказательницей, то я поверю, что небо меня охраняет, так как ты дала мне на земле небесное счастье… Будущее принадлежит мне — ты моя и веришь в меня.

Все общество рассеялось, когда Гастингс увел Марианну. Члены совета и чиновники компании чувствовали потребность высказаться относительно событий дня и сбросить личину спокойствия. Капитан Фелловс попросил позволения удалиться, чтобы поехать в крепость и помочь генералу Эйр-Коту в приготовлениях к отправке войск. Маргарита и Синдгэм остались вдвоем на террасе. Они часто бывали вдвоем в течение многих лет ежедневной совместной жизни. Маргарита всегда бывала весела и непринужденна с капитаном. Теперь же, оставшись с ним вдвоем на залитой лунным светом террасе, ею вдруг овладело никогда еще не испытанное чувство, которое она впервые ощутила сегодня утром в манеже. Оно походило на какой-то робкий страх, и она досадовала на себя, но все-таки не решилась поднять глаз на капитана, чувствуя его взгляд и боясь с ним встретиться. Гастингс вскользь сказал за обедом, что посылает капитана по служебным делам в Лукнов, где ему, верно, придется пробыть довольно долго. Маргарита с испугом выслушала сообщение отца. Капитан не раз уезжал по поручениям губернатора, она всегда скучала без него, но никогда не испытывала такого чувства, как сегодня; она слыхала о предчувствиях — неужели они предвещают несчастье? При этой мысли ее тревога усилилась, она не могла от нее отделаться.