Территория будущего дендрария. 1950 г.

И наконец, вот еще одно документальное свидетельство, показывающее, что поводом для строительства макетных домов являлись не только внешний вид и интерьеры. «Для изыскания лучших методов внутренних отделочных работ на площадке были построены в натуре ячейки-секции аспирантских и студенческих общежитий, а также профессорская квартира. В этих сооружениях, в частности, практически проверены готовые железобетонные плиты, отлитые в матрицах, готовые гипсовые блоки стен, санитарные узлы и т. д. Здесь же велись зимой опытные штукатурные, малярные и другие отделочные работы. Горячий воздух от наружных калориферов подавался по воздуховоду диаметром 280–300 мм. В помещениях создавалась температура плюс 22–25 °C, а в ночное – нерабочее время до плюс 30–35 °C. Независимо от калориферов использовали еще и отражательные электрические печи для сушки углов и стен у пола. Опыт показал, что в зимних условиях сушка помещения в 14–15 кв. м может быть произведена в течение весьма короткого времени без потери качества произведенных работ»[115].

Территория будущего дендрария. Начало лета 1950 г.

Это небольшое свидетельство подтверждает, что макетные дома действительно сооружались зимой 1949/50 года и именно на них были опробованы новые индустриальные методы строительных и отделочных работ в условиях суровой зимы. Макетные дома являлись, вероятно, первыми строениями, в которых нашли применение железобетонные шатровые плиты междуэтажных перекрытий, механизированное производство которых было организовано перед началом зимы в специально построенном цеху. Конечно, после окончания строительства макеты потеряли былую актуальность. Но с течением лет они обрели ценность уже иного качества. Тот факт, что они не только существовали, но и сохранились до наших дней, может стать настоящим открытием для архитекторов, специалистов-строителей и историков. В наши дни дома-макеты являются уже историческими сооружениями, уникальными в своем роде.

Выражаю благодарность Галине Андреевне Новицкой, Ульяне Украинской, а также всем сотрудникам Ботанического сада МГУ за помощь в работе над этой главой. (Авт.)

В 1947–1948 годах, в период проектирования московских высотных зданий, на страницах советской печати развернулась новая архитектурно-строительная полемика. Авторы статей освещали под разными углами аспекты предстоящего строительства, уделяли внимание критическому анализу опыта строительства высотных зданий за рубежом. По этому поводу инженеры и ученые делали обзоры, которые подробно описывали ошибки, допускаемые западными проектировщиками и архитекторами. Как отмечалось, корень их просчетов обнаружился именно в при роде капиталистических отношений.

Например, А.Н. Прокофьев, начальник Управления строительства Дворца Советов, в статье «Самые высокие здания столицы» отмечал: «…Строительство многоэтажных зданий будет резко отличаться от прежних строек. Перед проектировщиками стоит задача – дать свои оригинальные решения архитектурного образа высотных сооружений и в то же время решить совершенно новые задачи в отношении техники строительства, не повторяя ошибок, допущенных при возведении таких зданий в США. В частности, для нас совершенно неприемлема распространенная в Америке планировка, при которой большое количество помещений лишено естественного освещения или выходит окнами в глубокие узкие дворы. В наших многоэтажных зданиях все жилые комнаты и рабочие помещения должны быть хорошо и естественно освещены. Второй крупный недостаток многих американских небоскребов – их недостаточная «жесткость». Под действием ветра многие дома в США настолько сильно деформируются, что живущие в них часто ощущают колебания здания. Нередко при сильном ветре в комнатах расплескивается вода, раскачиваются повешенные предметы и т. д. Эти явления в наших зданиях будут совершенно исключены…»[116]

Бывший конструктивист Н. Соколов в очень толковой популярной статье «Композиция высотных зданий» развивает эту мысль:

«…Вопрос о том, каковы должны быть высотные здания нового типа, занимает не только тех, кому непосредственно поручено их сооружение, – он интересует всю советскую общественность. Среди архитекторов едва ли найдется хоть один, который не задумывался бы над образом этих величественных зданий, над решением многочисленных проблем, связанных с высотным строительством.

Взять хотя бы тот же вопрос «жесткости», затронутый в статье А. Прокофьева «Самые высокие здания Москвы»[117]. В некоторых американских небоскребах во время ветра лампы раскачиваются, вода расплескивается. Вопрос, казалось бы, узко технический: надо сделать здания покрепче, из более прочного материала – и только.

Однако материал не решает вопроса жесткости. Спица из самой лучшей стали все же гнется. Любая колонна или простенок высотой 100 с лишним метров, даже изготовленные из сплошного металла, тоже будут гнуться. Не решает вопроса и массивность конструкции, так как она имеет экономический и функциональный предел. Больше того, массивность будет всеми мерами изгоняться из конструкций высотных зданий. Экономика и техника требуют уменьшения веса здания, применения максимально легких и тонких конструкций. Значит, выход можно найти только в правильном построении всего организма здания в целом.

О том, что возможность раскачивания действительно существует, говорит не только зарубежный опыт. По подсчетам наших инженеров, на высоте 100 метров (а высота 32-этажного здания на Ленинских горах будет составлять примерно 130–140 метров) скорости ветра возрастают в два с половиной – три раза. Условия нашего климата усугубляют возникающие при этом трудности.

Жесткость здания может обеспечить прежде всего его план. Его конфигурация должна быть «жесткой» и иметь форму букв Т (тавровая), Н (двутавровая), П (покоем), X (крестообразная) и т. д. или комбинацию из них.

Архитекторы Д.Н. Чечулин, А.К. Ростковский. Жилой дом на Котельнической набережной. Планировка 2-го этажа высотной части. План. 1951 г.