— Чейз? — вздохнула она, напоминая о себе.

— Я не особо хочу говорить об этом, Милли.

— Почему нет?

— Потому что это бессмысленно. У нас была наша неделя, теперь же все закончилось. — Чейз сделал вдох, чтобы быть мужественным. — Ты больше не являешься частью моей жизни.

— Не уверена, что вообще являлась.

Он ничего не ответил, даже не пожал плечами. Пусть считает, что права. Хотя, конечно, она была не просто частью его жизни, а огромной составляющей его существа. Но он не собирался говорить ей правду.

— Чейз, думаю, я не безразлична тебе.

Он решил снова промолчать. Так было проще. Он смотрел на горизонт, как вдруг почувствовал сильный толчок в плечо. Удивленный, он обернулся и увидел суровый взгляд Милли.

— Прекрати мучить меня молчанием. Это трусливо.

Чейз внезапно почувствовал гнев:

— Ты хочешь сказать, я трус?

— Ты сам это сказал.

Он открыл рот, чтобы выплюнуть какой-нибудь язвительный комментарий, но не смог ничего придумать. Милли была права. Он действительно вел себя как трус.

— Прости, — наконец произнес Чейз. — Ты права.

— Погоди, ты согласен со мной?

Он вздохнул. Как же он хотел пошутить в ответ. Как же он хотел ее…

— Милли…

— Не делай этого, Чейз. Не разрушай то, что есть между нами.

— Между нами ничего нет.

— Ты не только трус, но еще и лжец.

— Называй меня как хочешь.

— Посмотри мне в глаза и скажи, что у тебя нет ко мне никаких чувств.

Самый легкий способ закончить все это — подчиниться.

— Милли, у меня нет никаких чувств к тебе.

— Смотри в глаза, я сказала.

А он смотрел на ее подбородок. Неохотно Чейз подчинился и тут же утонул в ее нежном взгляде. Черт. Он не мог повторить фразу. Знал, что не мог. Чейз нервно сглотнул и продолжал пялиться на Милли, не говоря ни слова.

— Видишь? — улыбнулась она. — Чувства есть.

Ладно, он будет честен.

— Ты права, есть. Это были насыщенные несколько дней, и определенно мы оба не смогли остаться друг к другу равнодушными.

— То есть ты решил выбрать другую отговорку: это не настоящие чувства.

— Как мы можем знать, настоящие они или нет?! — не выдержал Чейз. — Мы были на райском острове, Милли. Мы не видели друг друга в привычной для нас среде: на работе, дома, за повседневными заботами. Как мы можем знать, выдержат ли эти чувства хоть одну неделю стресса или даже меньше?

Она вновь закусила губу, затем ответила:

— Ну, есть только один способ это выяснить.

«Понеслась…» — подумал Чейз.

— Я не хочу.

— Чего ты боишься?

«Умереть. Умереть в одиночестве», — ответил он про себя.

— Милли, ты сама сказала, что не хочешь, чтобы тебе второй раз разбили сердце. Что ты не выдержишь.

— Так вот к чему это все? — удивленно осознала она. — Ты защищаешь меня?

— У меня неизлечимая болезнь, Милли. И смерть — ее неизменный итог.

— Знаешь что, Чейз? У меня тоже неизлечимая болезнь. Называется жизнь, и смерть для нее тоже неизменный итог.

Он еле удержался, чтобы не улыбнуться, но вместо этого покачал головой:

— Не надо шутить, я же серьезно.

— Как и я. — Милли перевела дух, готовясь ко второй атаке. — Я изучила статистику.

— С телефона, что ли?

— Между прочим, да. Среди болеющих хроническим миелолейкозом восемьдесят семь процентов долгожителей.

Он читал те же данные, возможно, даже на том же самом сайте.

— При условии, что лейкемия выявлена на ранних стадиях.

— А в твоем случае?

— Может быть…

Его врач давал хорошие прогнозы, но уровень тромбоцитов в крови падал, а изначально назначенный ингибитор перестал действовать. Болезнь Чейза могла быть перейти в фазу акселерации уже через год, а может, и раньше. Так что он вполне мог оказаться в числе других тринадцати процентов.

— А после пяти лет борьбы с хроническим миелолейкозом, — уверенно продолжала Милли, — этот показатель возрастает до девяноста трех процентов. Это такие же цифры, как у обычных людей. Чейз, случается разное: болезни, катастрофы, несчастные случаи. Жизнь, в конце концов. Нет никаких гарантий. — Ее голос дрогнул. — Поверь мне, уж я-то знаю.

— Я верю тебе. Именно поэтому я не хочу, чтобы ты проходила через это снова. — Чейз решил, что нужно быть жестким, хоть им обоим и будет больно. — Милли, если бы мы были женаты и любили друг друга много лет, да, я бы ожидал, что ты будешь рядом. Я бы хотел этого. Но мы знаем друг друга пять дней. Всего пять дней! Да, они были насыщенными, я признаю это, может, одними из самых лучших дней в моей жизни. Но это все — всего лишь несколько дней. И раз нас практически ничего не связывает, я не вправе обременять тебя своим безвыходным положением.

Милли захлопала глазами, снова закусив губу.

— Разве не мне это решать? — наконец поинтересовалась она.

Чейз устало вздохнул. Милли была самой волевой, самой упрямой женщиной, которую он когда-либо встречал. И хоть он и восхищался ее упорством, он больше не мог с этим справляться.

— Мы не можем продолжать обсуждать это.

— Не можем?

— Нет. — Чейз бескомпромиссно указал на небо.

Оно было таким голубым и безобидным всего полчаса назад, а теперь тяжелые фиолетовые тучи нависли прямо над их лодкой. Беззаботный морской бриз, который помогал им быстрее идти в сторону острова, сменился опасным порывистым ветром.

— Идет гроза, — сказал он. — Мне нужно обезопасить паруса, а тебе — спуститься в каюту.

Милли уставилась на грозовые облака, плывущие на них, и ее желудок скрутило. Это выглядело очень плохо.

— Что мне нужно делать? — спросила она, но Чейз даже не посмотрел в ее сторону.

— Просто спускайся вниз.

— Но тебе потребуется помощь здесь, наверху.

— Милли, ты вообще не смыслишь в лодках и хождении под парусом. Здесь ты будешь больше обузой, чем помощником. — Он наконец поднял взгляд на нее, и она увидела в нем страх. — Спускайся вниз.

— Я не хочу, чтобы ты оставался тут один, — засомневалась Милли.

— Поверь, — холодным тоном сказал Чейз, — я отлично справлюсь.

— Намекаешь на то, что я имела в виду твою болезнь? — разозлилась она. — Это, знаешь ли, раздражает. Чейз, я бы не пожелала никому остаться тут в одиночку. Это опасно. К тому же я прекрасно могу следовать твоим инструкциям.