Несколько мгновений Гевин озадаченно смотрел на нее, потом расхохотался.

— Меткий удар. Что там говорил Рейн насчет твоего чувства юмора? Признаю свою не правоту.

— Мне казалось, что ты должен больше знать о жизни в монастыре, так как твоя сестра монахиня.

При упоминании о сестре лицо Гевина озарилось каким-то внутренним светом. Он улыбнулся.

— Не могу представить, чтобы Мери управляла поместьем. Даже в детстве она была так нежна и застенчива, что казалась существом из другого мира.

— И поэтому вы решили отдать сестру в конвент.

— Это было ее решение, и, когда я унаследовал владения отца, она ушла от нас. Я хотел, чтобы Мери жила здесь независимо от того, выйдет она замуж или нет, но она пожелала быть рядом с сестрами.

Гевин разглядывал свою жену и размышлял о том, что она сама была близка к тому, чтобы всю свою жизнь провести в конвенте. На рыжие волосы Джудит упал солнечный луч, и они вспыхнули огнем. От ее взгляда, лишенного гнева и ненависти, у Гевина перехватило дыхание.

— Ой! — вскрикнула Джудит, нарушив очарование. Она смотрела на палец, который уколола о розовый шип.

— Дай взглянуть, — проговорил Гевин и взял се крохотную ручку в свою. Он вытер капельку крови и поднес палец к губам, продолжая при этом пристально смотреть Джудит в глаза.

— Доброе утро! — Они подняли головы к окну, которое располагалось прямо над садом. — Жаль, что пришлось прервать вашу любовную игру, — объявил Рейн, — но дело в том, что мои слуги, по всей видимости, совсем забыли обо мне. А с этой чертовой ногой я мало чем отличаюсь от заключенного.

Джудит вырвала руку и отвела глаза, ее щеки почему-то залил яркий румянец.

— Пойду помогу ему, — сказал Гевин и поднялся. — Рейн говорит, что сегодня уезжает. Может, мне удастся его немного поторопить. Так ты поедешь со мной за лошадью?

Джудит кивнула, но так и не подняла глаза.

— Я вижу, ты делаешь успехи, — заметил Рейн, с помощью Гевина спускаясь по лестнице;

— Было бы гораздо лучше, если бы некоторые не орали из окна, — с горечью проговорил Гевин.

Рейн фыркнул. Его нога еще сильно болела, у него совсем не было желания отправляться в длительное путешествие до своего поместья, поэтому он пребывал в дурном настроении.

— Эту ночь ты провел без нее.

— Разве это тебя касается? С каких это пор ты стал обращать внимание на то, где я сплю?

— С тех пор как познакомился с Джудит.

— Рейн, если ты…

— Не смей говорить этого. Почему, по-твоему, я уезжаю, когда моя нога только начала заживать?

Гевин улыбнулся.

— Она очаровательна, не правда ли? Через пару дней я приручу ее, и тогда ты увидишь, где я буду спать. Женщина подобна ястребу. Нужно поморить ее голодом, чтобы было легче дрессировать.

Рейн, опиравшийся на плечо Гевина, остановился.

— Какой же ты дурак, братец. Сомневаюсь, что на свете существует больший глупец. Как ты не понимаешь, что хозяин ястреба одновременно является его слугой? Вспомни, разве ты мало видел мужчин, которые никогда не расставались со своими любимыми ястребами, появляясь с ними даже в церкви?

— Ты говоришь чепуху, — сказал Гевин, — и мне не нравится, когда меня называют дураком. Он нечаянно задел ногу Рейна, и тот от боли сжал зубы.

— Джудит стоит двоих таких, как ты, — процедил он, — и сотни таких ледяных шлюх, как та, которую ты, по-твоему, любишь.

Гевин остановился на нижней ступеньке, бросил на брата полный ярости взгляд и резко отодвинулся. Рейну пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть.

— Не смей больше говорить об Элис! — едва сдерживаясь, произнес Гевин.

— А я буду говорить о ней! Ведь кто-то должен. Она портит тебе жизнь и мешает счастью Джудит. Элис не стоит ее волоска.

Гевин поднял кулак, но тут же опустил его.

— Хорошо, что ты сегодня уезжаешь. Я больше не желаю слушать твои рассуждения о моих женщинах. — Развернувшись, он пошел прочь.

— О твоих женщинах! — крикнул ему вслед Рейн. — Одна владеет твоей душой, а другую ты презираешь. Как же ты можешь называть их своими!

В загоне было десять лошадей, все гладкие, сильные, со стройными ногами. Казалось, эти великолепные животные предназначены для того, чтобы летать по цветущим лугам.

— Итак, я должна выбрать одну, милорд? — спросила Джудит, облокотившись на ограду.

Она с подозрением посмотрела на стоявшего рядом Гевина. Все утро он был необычайно ласков. Сначала в саду, а теперь здесь. Он подсадил ее на лошадь, подал ей руку, когда она совершенно по-мальчишески взобралась на ограду. Джудит прекрасно понимала, почему он злится и хмурится, но она никак не могла определить, в чем крылась причина его внезапной доброты по отношению к ней.

— Любую, какую пожелаешь, — с улыбкой ответил Гевин. — Они уже объезжены и привыкли к седлу. Какая тебе нравится?

Джудит перевела взгляд на лошадей.

— Мне нравятся все. Не так-то легко выбрать. Кажется, вон та, вороная.

Гевин одобрил ее выбор — кобылу с высоким, изящным шагом.

— Она твоя, — сказал он.

Джудит стремительно спрыгнула на землю и вбежала в загон.

Как только конюх закрепил седло, Джудит взлетела на лошадь. Ее охватило ликование оттого, что она сидит верхом на таком великолепном животном. Справа от Джудит шла дорога к замку, слева — в густой лес, охотничьи угодья Монтгомери. Поддавшись порыву, она направилась в лес. Слишком долго она находилась в каменных стенах и среди множества людей. Лес так и манил к себе, ветви деревьев сплетались над головой, образуя уютное убежище. Джудит не оглядываясь неслась вперед, к желанной свободе.

Решив проверить выносливость кобылы, она задала быстрый темп. Как Джудит и предполагала, между ней и лошадью, которая не меньше хозяйки наслаждалась скачкой, возникло полное взаимопонимание.

— А теперь потише, моя хорошая, — прошептала Джудит, когда они въехали в лес.

Подчинившись, кобыла стала осторожно ступать между деревьями и густыми зарослями кустарника. По земле, покрытой опавшими листьями, стелился папоротник. Этот мягкий ковер скрадывал стук копыт. Джудит полной грудью вдыхала чистый и прохладный воздух, предоставив лошади самой выбирать дорогу.

Их внимание привлек шум воды. Между деревьями бежал ручей, на ею поверхности отражались солнечные блики. Джудит спешилась и подвела лошадь к воде. Пока та пила, она нарвала травы и принялась обтирать взмыленные бока кобылы.

Джудит, которая все еще пребывала в восторженном состоянии, вызванном и великолепным подарком, и солнечным днем, и мягким шумом воды, была полностью поглощена этим приятным для нее занятием, когда лошадь внезапно прислушалась и забеспокоилась.