– Тихо, мой мальчик, – проворковал Кит, притрагиваясь к лошади здоровой рукой. – Что с тобой стряслось? Дай-ка посмотрю на тебя.

Сюзанна тоже ласково коснулась лошадиного бока.

– Бедняжка. Наверное, что-то с седлом. Как только я села, он сразу же захотел меня сбросить. И кстати, седло... оно словно расстегнулось. Я изо всех сил старалась удержаться, а вы... – Она помедлила. – Спасибо, – проговорила она просто. – Вы спасли мне...

Кит коротко, небрежно, мужественно пожал плечами, что причинило ему адскую боль, но ее заставило замолчать. Он здоровой рукой попытался снять с лошади седло, но оно было слишком громоздким. Сюзанна быстро подхватила седло за другой конец. Они положили его на траву, и Кит носком сапога перевернул его. Потом медленно опустился на колени, помня о помятых ребрах. Сюзанна внимательно смотрела, как он водит рукой по оборотной стороне седла, которое соприкасалось со спиной лошади, тщательно прощупывая каждый дюйм.

Внезапно что-то укололо его в палец. Это был маленький сучок с таким острым концом, словно его специально заточили, который каким-то образом попал между седлом и чепраком. Седок своим весом вгонял заостренный конец в спину лошади. Не настолько глубоко, правда, чтобы нанести серьезную рану. Но достаточно глубоко, чтобы причинить животному сильную боль. И погубить ездока, если лошадь сумела бы сбросить его.

Ужасное совпадение? Маленькая штучка вполне могла попасть на конюшню. Может быть, седло лежало на полу, сучок прицепился к нему...

– Вот и преступник, – небрежно произнес Кит, подняв сучок вверх. Но на землю его не бросил, а аккуратно положил в карман. Ему пришлось сделать усилие, чтобы сосредоточиться, – от боли в голове неприятно гудело. Он еще раз сделал глубокий вдох. Надо срочно что-нибудь выпить. Он осмотрел подпругу и обнаружил, что она лопнула как раз под самым седлом, там, где незаметнее всего. Можно отругать конюха, но это едва ли его вина. Он ощупал подпругу – кожаный ремень был довольно старым. Настолько ли старым, чтобы лопнуть? Сюзанна уже несколько дней пользовалась этим седлом. Он пристальнее рассмотрел края ремня. Место разрыва выглядело слишком уж аккуратным.

У Кита похолодело внутри. Он не мог избавиться от невероятного ощущения, что здесь поработал нож.

Незнакомец в роще... Перевернувшийся дилижанс... Гадюка в корзинке... Сучок... Подпруга...

Седло – дамское. В него могла сесть только женщина.

Он поднял взгляд на Сюзанну, которая по-прежнему спокойно следила за его действиями. За ее спиной он разглядел на земле окончательно помятое зеленое перышко, слегка трепетавшее на ветру. Ее волосы растрепались от скачки и падали ей на плечи. Он ни разу не видел ее с распущенными волосами, и внутри что-то сжалось. Чудесные волосы. У них, как и у ее глаз, множество оттенков – тут и каштан, и красное дерево, и соболь...

Внезапно она показалась ему до крайности уязвимой, слабой, беззащитной. Вот только что она могла получить серьезные, тяжелые увечья. Несчастье подошло совсем близко...

Непонятная ярость овладела им, даже дыхание перехватило. Ну как сказать женщине, недавно потерявшей буквально все, что кто-то пытается ее убить?

Такие вещи можно сказать, только если в них не сомневаешься.

Лошади мирно щипали траву, волоча по земле поводья. Кобыла Сюзанны чувствовала себя довольно неплохо, лучше, чем сам Кит. Радуется небось, что упала на мягкое, язвительно подумал Кит.

– Вы уже не служите в армии, вам не надо терпеть боль, если вы сами того не хотите. Есть такой пустячок под званием лауданум, он вполне способен помощь.

Она пыталась шутить, но Кит не отреагировал. Мысли его блуждали далеко. Надо проверить все седла и побеседовать с конюхами.

– Да, – услышал он свой отдаленный голос. – Виски тоже неплохо помогает.

Кит не знал, как лучше – то ли вернуться назад верхом, то ли пешком, не был уверен, что для него легче, и решил, что больно будет в любом случае.

– Еще раз спасибо зато, что спасли меня, – произнесла Сюзанна. Ее торжественный тон заставил его улыбнуться.

– Это самое меньшее, что я могу сделать для такого ценного работника, как вы, мисс Мейкпис. Вы уверены, что сами-то целы?

– Лошадь упала на вас, а не на меня, – произнесла она веско. – Меня вы успели отбросить.

Он не сдержал улыбки. И подумал, что она с тем же успехом могла бы оказаться на его месте. Эта мысль сковала ему язык. Он подобрал поводья своей лошади, Сюзанна – своей. Кит решил вернуться домой пешком, причем идти очень медленно. На глаза ему снова попалась ее шляпка – такого зеленого цвета в природе не бывает. Он знал, что этот оттенок называется ивовый, очень модный сейчас среди лондонских дам, так он слышал. На самом деле цвет совсем не такой, как листья ивы, но от него глаза Сюзанны сияют этим странным гипнотизирующим светом, И за это ему можно простить несоответствие природному.

– Там ваша шляпа, – сказал он.

– Ах да. – Сюзанна вернулась, подобрала шляпу и печально погладила сломанное перышко. – Она мне так нравилась, – вздохнула девушка.

– Мне тоже, – не подумав, сказал Кит.

Она изумленно вскинула брови.

– Неужели это комплимент, милорд?

– Простая констатация факта, мисс Мейкпис, – быстро произнес он. Но почему-то его ответ вызвал у Сюзанны мягкую лучезарную улыбку. И что странно, целое мгновение, правда, всего мгновение, он не ощущал никакой боли.

Петтишо, сравнительно молодой член парламента, толок воду в ступе, рассуждая о необходимости парламентских реформ. Лица вокруг выражали непреходящее внимание, некоторые даже кивали в знак согласия. Согласия ли? Морли сомневался. Возможно, они просто борются со сном? Трудно сказать. Прелесть палаты общин, по мнению Морли, состоит в том, что рано или поздно кто-нибудь да скажет нечто нелицеприятное и даже грубое и заставит Петтишо заткнуться. Человеку здесь предоставлена возможность блеснуть своим ораторским талантом, но если он такового не проявит, у него быстро отобьют охоту ораторствовать. Они здесь могут стать совершенно неуправляемыми, это третье сословие.

Сам Морли обладал глубоким приятным баритоном, чьи бархатные волнующие модуляции побуждали слушателей именно слушать. Еще он наловчился красноречиво убеждать, хотя никогда не впадал в излишнюю цветистость и драматизм. Другими словами, ему-то никто и никогда не предлагал заткнуться в грубой и нелицеприятной форме. Как политика его даже сравнивали с Чарлзом Фоксом, только Морли обладал более располагающей наружностью и не имел плохих, хотя и колоритных, склонностей Фокса к карточной игре и женщинам.

У Морли разболелась нога, как часто бывало во время сессии, поскольку в кулуарах царила неизменная сырость. Но его это в какой-то степени даже радовало, поскольку напоминало о том, как он здесь оказался. Он был даже благодарен за шрамы, бороздившие ногу по всей длине, – глубокие, безобразные, неровные шрамы. Женщины часто относили их на счет боевых ран, и он никогда не рассеивал их иллюзии. Это и правда были боевые раны, полученные в его личной битве.