Симонян, не сводя глаз с экрана, покрутил пальцем у виска.

— И работяг на дороге больше, чем хлыщей. Нужно приманивать не богатеньких, а фабричных и шоферов.

— Ты рехнулся.

— Я знаю, сколько можно наварить на играющих по маленькой.

Как всегда, Симонян продолжал качать головой, и это продолжалось, пока Майкл не предложил увеличить число автоматов. Тут Симонян вышел из себя, вскочил и закричал:

— Тебе что, нравится платить тем, кто берет «джек-пот»? Совсем обалдел!

— Брось, Грегори. Мы оба прекрасно знаем, что счастливчики никогда не уходят из казино. Это горячка. А мы ее только подогреваем. Пусть выигрывают. Все выигранное тут же отправится обратно в автоматы. Так что в результате выиграем мы.

Симонян посмотрел на него с отвращением.

— Знаешь, что говорят о таких, как ты? Умная голова, да дураку досталась.

Лицо Фоллона потемнело.

— Может, Гаянэ уже нет на свете, но я все еще отец твоей внучки и требую уважения.

— Уважения? Черта с два! — крикнул Симонян. — Я сделал тебя управляющим казино, чтобы присматривать за тобой. Чтобы ты не вернулся к своим старым дружкам. И все ради того, чтобы моей маленькой Франческе ничто не грозило.

— А о ком я, по-твоему, забочусь? Ты же не хочешь, чтобы ей досталось какое-то третьеразрядное казино, правда? Я стремлюсь превратить «Колесо» в шикарное место. Самое заманчивое в Вегасе.

— Ты — сукин сын, — сказал Симонян, ткнув Фоллону пальцем в лицо. — Ты не получишь мое казино. Ни гроша ты у меня не получишь!

Он посмотрел на экран телевизора, полюбовался мощным ударом, а потом снова повернулся к зятю.

— И еще одно, мистер Гангстер. Не надейся избавиться от меня, как ты избавился от всех остальных. Я знаю, что ты торговал детьми, которых крал на всем Западном побережье. У меня есть документы, доказывающие это. И эти документы находятся даже не у одного, а у двух надежных людей. — Он поднял вверх большой палец. — Один из них — мой адвокат. А второй — мой священник. — К большому пальцу добавился указательный. — Документы лежат в запечатанных конвертах, поэтому они не знают, что там. Это моя страховка. У них есть указания. Если меня застрелят, зарежут, отравят или я исчезну, они тут же передадут эти бумаги федералам и тебе — крышка. Что, понял теперь?

Майкл понял.

Семь месяцев спустя, 16 мая 1977 года, у вертолета компании «Нью-Йорк Эйруэйз», севшего на площадку «Пан-Америкен», внезапно сломалось правое шасси. Вертолет, винты которого еще вращались, перевернулся и рухнул на пассажиров, ожидавших посадки на борт. Национальный совет по безопасности полетов пришел к выводу, что причиной катастрофы стала усталость металла стойки правого шасси.

Среди пострадавших оказался и мистер Грегори Симонян, владелец отеля в Лас-Вегасе. Он потерял голову. В буквальном смысле этого слова.

Эта история дорого обошлась Майклу. Механик вертолета до сих пор припеваючи жил в тропиках за его счет. Но дело того стоило. Ни поверенный Симоняна, ни отец Тигран Папазян из армянской церкви Лас-Вегаса не могли обвинить Майкла в том, что катастрофа вертолета — его рук дело. В результате конверты с документами, обличавшими Фоллона в похищении детей, остались нераспечатанными.

Впрочем, месяц спустя Фоллон на всякий случай позаботился о том, чтобы поверенный и священник тоже отправились на тот свет — естественно, порознь. Два не связанных между собой несчастных случая. Никто не доложил о том, что из их контор пропали важные документы, потому что никто другой о них не знал. Тайна осталась тайной, так что теперь ничто не могло помешать Фоллону стать королем Лас-Вегаса. А Франческе — его королевой…

Майкл негромко постучал в двойную дверь ее номера. Иногда в это время Франческа уже спала, а он не хотел ее будить. Но сегодня она еще не ложилась: сказала, что просматривала какие-то контракты. Это было типично для его деловитой, уравновешенной дочурки. Другая бы сейчас нервничала из-за списка гостей, цветов и мест подружек невесты, но для Франчески Фоллон на первом месте всегда была работа.

Как всегда, при виде дочери Майкл вспомнил ночь, когда она очутилась у него на руках. Мертвая Гаянэ лежала на окровавленных простынях. Он прижимал к себе новорожденного младенца и сам плакал как младенец. Его слезы капали на маленькое розовое тельце и попадали девочке в рот, так что первым ощущением малышки на этом свете стал вкус отцовских слез.

Фоллон не был готов к любви. Она обрушилась на него, как смерч в пустыне, оторвала от земли и закрутила так, что он все забыл.

Теперь Майкл знал, что родной отец не бросил его. Теперь Фоллон понимал, что такое отцовская любовь и какова ее подлинная глубина. Во всем виновата мать, это она лишила его отца. Поняв это, он люто возненавидел старуху. В ночь, когда родилась Франческа, он пошел в маленький домик посреди поля, где мать гладила свою униформу официантки, и сказал, что она переезжает во Флориду. Франческа выросла, так и не узнав, что ее ирландская бабушка по имени Люси Фоллон живет в Майами.

Есть ли на свете другие Фоллоны, Майкла не волновало. Он презирал ирландскую половину своей крови, но зато пылко превозносил итальянскую и пытался передать это дочери. Он учил Франческу читать на ночь итальянскую молитву и показывал, как следует заказывать еду в итальянском ресторане. Крупье стола, на котором играли в баккару, однажды сказавший невинную фразу о том, что у девочки армянские глаза, был немедленно уволен.

Майкл не сказал дочери только одного: что ее итальянский дедушка, скорее всего, был бандитом. В то время, когда был зачат Фоллон, итальянцев в Лас-Вегасе было пруд пруди. Майкл Корнеро, король западных контрабандистов рома, и его правая рука Пьетро Сильваньи. Вито Бассо и Карло Беллагамба из Чикаго. Парни из Флориды, Анджело Сицилиано и Франк Талья. И свой, невадский — Джой Франкимони по кличке Носатый. Майкл был бы горд назвать отцом кого-нибудь из них. За исключением Франкимони, которому так хотелось выгнать из Лас-Вегаса евреев, что его антисемитизм оскорбил лучшего друга Майка, Ури Эделстейна.

Конечно, теперь все они мертвы или удалились на покой. А вот он, Майкл, жив, забрался на самый верх, и никто не может сказать о нем ни одного плохого слова.

Кроме двух человек. Точнее, двух баб.

— Папа, выпьешь что-нибудь? — спросила Франческа, встав из-за стола. Высокая, стройная, с роскошными каштановыми волосами, падающими на плечи. Великолепный юрист с очаровательной улыбкой. Само совершенство. А после субботы уже никто не посмеет назвать Майка Фоллона «вонючим ублюдком», как много лет назад дразнили его одноклассники. Майкл молча поздравил себя. Он хорошо поработал. Франческа и не догадывалась, что встречу со Стивеном ей устроил отец. Выбрав Стивена Ванденберга из списка двадцати самых завидных женихов, Фоллон придумал план: создать туповатого клиента, который придет к Франческе с идеей создать сеть фитнес-центров. Затем «мистер Фезерстоун» привел Стивена Ванденберга; как и надеялся Фоллон, сладкая парочка два месяца работала бок о бок, и природа взяла свое. «Ай да Майк Фоллон, ай да сводник!» — с улыбкой подумал он.