Вытащил пробку из бутылки с вином, передал ее папе. Папа улыбнулся, отхлебнул.

Мама поманила пальцем миссис Гауэр.

— Садитесь, — говорит. — Чувствуйте себя как дома.

Дэниел подошел ко мне.

— Тебя били? — говорит.

Я кивнул, показал следы.

— И нас обоих отчислили?

Я кивнул снова.

— Когда-нибудь, — говорит, — примут закон, который ничего такого не позволит.

— Да ну? — говорю.

— Вот и ну. — Рассмеялся, будто слова ему непривычны. — Ну. Вот и ну. — А потом спросил: — Ты следишь за событиями?

Стал чертить на песке карту: Куба, США, нынешнее положение кораблей. Слышали мы про сбитый самолет? Слышали…

— Хватит, — говорю.

Стер карту. Встал на колени, опустил голову и жду — сейчас все для меня кончится.

— Хватит уже, ясно?

Привести Макналти предложила мама.

— Этот бедняга… — говорит. — Каково одному в такой-то день?

— Нужно, чтобы Бобби за ним сходил, — говорит Айлса. — И я с ним пойду.

Видим — у мамы в глазах страх, и у других тоже.

— Мы быстро, — говорю. — Пять минут, всего-то.

Молча встали. Оглядели небо. И бросились бегом.

Папа — с нами, до сосняка. Встал у края дюн, под песчаным холмом, смотрит, как мы карабкаемся. Наверху мы затаились рядом, смотрим на домик Макналти. Костер погас. Засыпан песком. Никакого движения, никаких признаков жизни. Я помахал папе, мы переползли через гребень, спустились.

— Макналти! — зову.

Ничего. Подошли к окну, но сквозь драную занавеску ничего не видно. Позвали его от дверей по имени. Вошли, переступили через кучку песка на пороге. Распахнули дверь во внутреннюю комнату. Он там — под окном, за которым песок, корни и скелетики. Заскулил от страха.

— Это я, — говорю. — Я, Бобби. Я вам как-то помогал, мистер Макналти. Помните?

— Возвращайтесь в укрытия! — шипит. — Не шевелитесь. Не двигайтесь. Возвращайтесь к своим мертвецам!

— Мы пришли вам помочь, — говорит Айлса. — Вам там дадут поесть и попить.

— Там люди, — говорю. — Они хотят, чтобы вы были с ними.

— Люди! — Глаза так и сверкнули. — Люди! Так прячь их под землю, славный. Укрой их.

Я пристроился с ним рядом.

— Бессмысленно, — говорю. — Нет больше безопасных мест, негде прятаться. — Положил ладонь на его костлявый локоть. — Пойдемте с нами, пожалуйста.

— Пожалуйста! — Это Айлса, эхом.

Я его за локоть поддерживаю.

— Эти люди вам помогут, — шепчу.

— Помогут? — спрашивает.

— И полюбят, — говорю.

И улыбнулся.

— Можете дать им представление, — говорю. — Покажите им свои фокусы, мистер Макналти.

Он заскулил снова. Закрыл глаза.

— Ах ты, славный, — шепчет. Ухватил меня за руку. — Что ты там сказал, славный мой паренек?

Макналти повесил цепи на плечи. Я взял его ящик с реквизитом, факелы, бутыль керосина, мешочек на палке. Айлса держала его за локоть, направляла. Мы выбрались из домика. Подбадривали его, рассказывали, кто нас ждет, говорили, что все кончится хорошо. Он — ни звука. Солнце уже покатилось к вересковой пустоши на западе.

Папа, как нас увидел, сжал кулаки от облегчения.

— Макналти! — говорит, когда мы подошли. Взял Макналти за плечи, заглянул в глаза. — Здорово, что мы снова встретились, Макналти.

— Это мой папа, — бормочу. — Помните его?

Пошли под тенью от сосен, мимо маяка, мимо костра, туда, где стояли соседи. Вижу — родители Джозефа тоже вышли и присоединились к нам.

— Вот здесь мы и живем, — говорю. — В Кили-Бей. Это наш дом. Все эти люди здесь живут. Это моя мама. — Она встала, пошла в нашу сторону. — Мы с ней были вместе, когда впервые вас увидели. Помните ее, мистер Макналти? — Он потоптался на песке, сузил глаза, и я увидел: да, похоже, помнит. — Это она была ангелом рядом со мной, — говорю.

Он вздохнул и закрыл глаза — она подошла ближе. Взяла его за локоть.

— Подходите, побудьте с нами, мистер Макналти, — говорит, и он послушно пошел за нею.

Встал на колени с ней рядом, взял у нее хлеб с сыром. Выпил пива. Смотрел все время вниз. Остальные наблюдали за ним, в сомнениях. Похоже, появление чужака сразу всколыхнуло все их страхи.

— Это мистер Макналти, — говорю. — Он фокусник и огнеглотатель.

— Величайший огнеглотатель в мире, — говорит Айлса.

Макналти вздохнул.

— В самом великом огнеглотателе, — говорит, — недолго проглядеть, где…

И осекся, споткнулся, рухнул в молчание, в котором мы снова вспомнили свои страхи, уставились в небо, прислушались.

— Что теперь? — прошептал Макналти. — Огонь, цепи или… — Встал неловко и стоит, поймал мой взгляд, застонал. — Поможешь мне, славный?

Я встал с ним рядом.

— Завяжи цепи.

Я давай снимать цепи с его плеч, обматывать вокруг туловища.

— Туже! — шепчет. — Туже, мой славный.

Я замотал туже. Обмотал ему руки, ноги. Переплел, завязал. Там еще были замочки, я их защелкнул. А он все твердит:

— Туже! Туже!

Самый хвост цепи я обмотал ему вокруг горла.

— Платите! — говорит. Сверкнул глазами на зрителей. Потом на меня. — Мешок, мой славный. Скажи им, чтобы бросали туда монетки. Скажи, что, если не заплатят, ничего не увидят.

Я взял мешок на палке, протянул к зрителям. Они стали шарить по карманам.

— Платите! — говорит. — Думаете, я могу питаться одним воздухом?

Несколько монеток упало в мешок.

— Хватит! Да пошло оно все, — говорит.

Осел на землю. Бился, дергался, задыхался — и постепенно освобождался от цепей. Мы кусали губы — было так ужасно, что все это сегодня происходит на нашем берегу. Смеялись, потому что это было ужасно глупо, было чистым безумием. Плакали, так это было грустно. И вот он высвободился, стоит на коленях в песке, повесив голову.

— Видели? — говорит. — Видели, на что способен человек?

Мы уставились в небо. Оно краснело, темнело. Макналти вскрикнул, будто от муки.

— Что это там за стон? — говорит.

— Это море, — отвечаю. — Ничего страшного, просто море.

Он зажал уши руками.

— Прекратите эти стоны! — говорит. — Прекратите вопли! Что же делать, если рок — повсюду?