— Что дальше? — спросила Наоми.

Утром я настоял на том, чтобы поехать на моей машине, полагая, что так будет легче оторваться от Наоми в течение дня. На меня внезапно снизошло вдохновение. Я достал из капота спрятанный под запасным колесом набор отмычек. Потом подошел к двери, вставил гребенку в замок и взял обрезок медной пластины.

Наоми удивленно изогнула бровь.

— Ты ведь слышала разговор насчет моей матери?

Напарница неуверенно кивнула.

— Так вот, мы были на домашнем обучении…

Замок щелкнул, я открыл дверь.

— Твоя мать, похоже, та еще особа…

— Как была психопаткой, так ею и осталась, — ответил я, удивляясь собственным словам.

Мы вошли в затхлый сырой подъезд, исписанный граффити. Кнопка вызова лифта была выдрана с мясом, на дверях болтались обрывки оградительной ленты. Мы пошли наверх по узкой лестнице.

— Тебе когда-нибудь хотелось связаться с сестрой? — спросила Наоми и в ответ на мой невольный взгляд пояснила: — Я случайно подслушала…

— Нет, не особенно.

— Уверена, она бы очень обрадовалась весточке от тебя.

— Или чувствовала бы себя так же, как я, когда мне позвонили насчет матери.

— А как ты себя чувствовал? — нерешительно спросила Наоми.

Я огляделся. Длинная узкая лестница, низкий потолок.

— Как в ловушке, — сказал я и быстро пошагал наверх. — Блейк сказал, твой отец — коп?

— Был копом, — ответила Наоми, не желая продолжать разговор.

Напарники явно обделяли меня вниманием. О констебле Блэк я знал так же мало, как и о Сатти.

Мы добрались до верхнего этажа. Я ожидал, что Наоми запыхается, но она даже не замедлила шаг. В коридоре стояла перевернутая магазинная тележка, в которой кто-то спал. Я громко постучал в дверь с замызганным постером Виктории Бэкхем. В квартире залаяла собака.

— Полиция! — прокричал я. — Откройте — или выломаем дверь!

Наоми недовольно сдвинула брови, но иногда приходится делать не менее безумные заявления, чем тот, кого допрашиваешь.

Сегодняшний день располагал к этому с самого утра.

— Чего надо? — послышался изнутри хриплый голос.

— Узнать, как Вики написала свои хиты, конечно, а ты что подумал? — Для пущей убедительности я попинал дверь.

— Он уже с вами наговорился.

— Не с нами, а с дорожным регулировщиком, который возомнил себя детективом, и мы никуда не уйдем, пока он не выйдет к нам. Чтобы сбежать, ему придется вылезти в окно туалета. А прыгать высоковато…

Дверь на толстенной цепочке приоткрылась, и в щели показался амбалистый скинхед с татуировкой «УБЬЮ» на костяшках пальцев.

— Надо же, знаешь, как слова пишутся, — сказал я.

— А ты любитель поговорить?

— На мне надписей нет, так что приходится общаться иначе. Войти можно?

Скинхед наградил меня золотозубой ухмылкой и захлопнул дверь перед моим носом. Снял цепочку, снова открыл дверь и провел нас в обшарпанную комнату.

На пальцах другой руки у него тоже было слово «УБЬЮ».

В комнате друг напротив друга стояли два дивана, прожженные сигаретами, а между ними — кофейный столик с зеркальной столешницей. Задернутые занавески прекрасно пропускали свет.

Да мы и так увидели достаточно.

Комната походила на приемную какого-нибудь дешевого салона. Видимо, здесь и продавали товар. На столике, испещренном круглыми следами от жестяных банок, кружек и бокалов, стояла переполненная пепельница, из которой воняло жженым пластиком. В соседней комнате лаял питбуль, на случай если посетитель возомнит о себе невесть что или вздумает торговаться с помощью ножа. Я подошел к столику, поглядел на свое отражение в зеркальной столешнице и ногой проломил ее в центре.

— Какого хера? — возмутился скинхед.

Я взял длинный осколок вместо ножа и сел на диван лицом к нему.

— Считай меня параноиком.

Хозяин посмотрел на Наоми:

— К этому парню прилагается поводок или еще что-нибудь смирительное?

Она ничего не сказала, но села рядом со мной.

— Итак. — Скинхед хлопнул в ладоши. — Меня зовут Аксель. Пальто взять у кого-нибудь?

— Будь добр, передай Полубоксу, что к нему пришли, — сказал я.

— В отключке он. Несколько часов проваляется…

— Уверен, ты его разбудишь, — сказал я.

Аксель так и не разнял ладони и теперь принялся их потирать.

— Или мы пощекочем ему пятки. — Я поднес осколок к свету.

— Посмотрю, что можно сделать.

Скинхед скрылся в комнате. Собака снова принялась лаять и рваться с цепи. Я заметил у Наоми испарину на лбу. Не оттого, что пришлось взбираться на десятый этаж. Наоми отвернулась.

Спустя несколько минут к нам вышел доходяга в распахнутом халате и грязно-белых трусах. На лице его застыла гримаса, характерная для родившихся с фетальным алкогольным синдромом. У него была маленькая голова с острыми глазками, узкий нос и тонкие губы. Лицо цвета застарелого фингала меркло на фоне главной внешней особенности Полубокса.

Вмятины на макушке.

Более темной с одной стороны, с сетью шрамов-заплаток, будто ему наспех сделали пересадку кожи. Кто-то проломил ему череп. Впрочем, после прочтения его личного дела становилось жаль, что не насквозь. Из нескольких татуировок самой заметной были крупные цифры 105, набитые готическим шрифтом во всю шею.

Полубокс шмякнулся на диван и посмотрел на нас мутными от наркоты глазами. Я сознательно отвел взгляд от его головы, но вместо этого увидел, что он сунул руку в трусы и горстью ухватил мошонку.

— Не держи, яйца не отвалятся, — сказал я.

— Чего надо?

— И пересчитывать не обязательно, и так все понятно…

Он осклабился, обнажив золотые брекеты. Посмотрел на Наоми, потом на меня, вынул руку из трусов и протянул ее для рукопожатия.

Ни один из нас не шевельнулся.

Полубокс хмыкнул, поджав губы, и снова сунул руку под резинку.

— Не обращай внимания, — с кривой ухмылкой обратился он к Наоми. — Мне так лучше думается.

Она улыбнулась:

— Тогда, может, лучше обеими руками? Это детектив-сержант Уэйтс, а я — детектив-констебль Блэк. Мы…

— Мне нравился этот столик, констебль Блэк, — перебил он. — Гладкий, как твое личико. Смотреться в него можно было.

Я порассматривал осколок у меня в руках.

— Спасибо, что встретился с нами, Кристофер.

— Имя мое не произноси.