— Слышала, красавица? Он смеется над моим весом.

— Нет, смеяться я буду, когда протащу тебя в исподнем и наручниках через вестибюль. — Я подождал, пока Слоун представит картинку. — Не самый удачный способ выйти из гостиницы, кишащей репортерами. Кстати, мы только что навестили сокамерника Вика. Тот еще тип…

— Ну-ну, — протянул Слоун. — Оттоптались на каком-то бомже и думаете, он мне теперь шею свернет? Ты забываешь, что я не сводил их друг с другом, а только нашел адрес. Откуда я знал, что все так обернется? У этой девчонки язык хорошо подвешен. Это она пожар устроила?

— Хорошо язык подвешен? — переспросила Наоми. — Ты же сказал, вы не встречались.

— Есть такая штука. Называется телефон, — парировал Слоун.

— Гони номер.

Наоми звонила по номеру, который дал Чарли Слоун, а я сидел в вестибюле и наблюдал за тем, как въезжают и выезжают постояльцы. Мы пообещали Слоуну отдельно упомянуть его в отчете Паррсу, что было в разы хуже, чем просто арест. Теперь, если повезет, можно по номеру телефона найти женщину, которая сделала фотографию. Эстер, если верить Полубоксу.

Моя злость ускорила темпы расследования и увела его от меня. Однако оставался вопрос украденной сумки. Которая неминуемо приведет ко мне. Телефон завибрировал.

«Питер Коллинз?»

Я перечитал сообщение. Закрыл, потом открыл и прочел снова.

Мое имя в фальшивом паспорте.

При виде Наоми я быстро спрятал телефон.

— Попробуют отследить, но это займет час-два, — сообщила она. — И сегодня же запросят имя владельца у оператора. Ты что-то бледный.

Я кивнул, почти не слушая.

— Слушай, Эйдан, я, конечно, не вовремя, но у тебя найдется минутка поговорить?

— Прости. — Я встал. — Только что вспомнил, что мне нужно кое-куда.

— А если придут данные по телефону?

— Постараюсь вернуться как можно быстрее. Будут новости — звони.

Я вышел на улицу и пошагал прочь от гостиницы, время от времени оглядываясь, нет ли хвоста. Смотрел на ходу в телефон и уже занес палец над кнопкой вызова, но удержался. Не стоит усугублять ситуацию и оставлять свой номер в истории звонков.

Я нашел одну из уцелевших в городе телефонных будок, напихал мелочи в щель и набрал номер. С минуту слушал долгие гудки, потом связь оборвалась.

Я прикинул, какие еще есть варианты. Попытка определить номер по официальным каналам выведет на меня точно так же, как ответное сообщение.

Стоило мне отойти от будки, как телефон в ней зазвонил. Я вернулся и рывком снял трубку.

— Звонишь из будки? — спросил женский голос. — Может, ты не такой глупый, каким кажешься.

Я узнал голос.

— Чего ты хочешь?

Мы встретились в «Керосинке» — еще одном из городских подвальных баров. В девятнадцатом веке здесь, в трущобах Динсгейта существовал приют, где бесплатно давали еду и кров беспризорникам.

Мне никогда не нравилось это место, я ведь и сам вырос в детдоме.

На полу сохранилась старинная плитка, от которой еще лет двести будут отмывать въевшуюся безысходность.

Я предложил «Керосинку» из-за уединенности и близкого расположения и уже успел промочить горло двойной порцией «Джеймсона». Я увидел ту, кого ждал, в барное зеркало, но не сдвинулся с места, пока она не похлопала меня по плечу. В этой ситуации условия диктовал не я, и, судя по улыбке констебля Луизы Янковски, она считала так же.

— Привет! — Она подалась вперед для объятия.

Со стороны нас можно было принять за парочку на свидании. Одета Луиза была по-простому: в черные джинсы и кожанку, но лицо выдавало нервное возбуждение. Глаза широко распахнуты, и взгляд почти такой же, как на стрельбище. Ей и тогда, пожалуй, удалось занять наиболее выгодную позицию в разговоре, а с тех пор она еще улучшила этот навык.

— Что-нибудь будешь?

— Не пью, минералки можно.

Я заказал пинту самого крепкого IPA, минеральную воду и пошел за Луизой к столику. «Керосинка» представляет собой лабиринт из кабинок и боковых комнаток, так что найти уединенный столик в углу не составило труда. На нем горела свеча, свободного пространства не хватало, и мы оказались бок о бок друг к другу. Луиза с улыбкой стянула с себя куртку. Похоже, ей все это нравилось.

— Твое здоровье! — Она подняла бокал.

Я посмотрел на нее, загасил свечу пальцами и, не чокаясь, отхлебнул пива. Потом опустил бокал на стол, а она снова улыбнулась, сверкнув прекрасными зубами:

— Никогда здесь не была.

— Что происходит, Луиза?

— Почему бы нам не подружиться? — Она посмотрела мне в глаза. — Необязательно быть врагами.

— Я и не считал тебя врагом.

— Однако не перебивал свою напарницу, когда мы разговаривали. А она, между прочим, была очень груба со мной.

— Неужели?

— Я произвожу впечатление стервы?

— Ты проникла в мою квартиру. И после этого надеешься на хорошее отношение.

— Она, похоже, из тех, кому нравится унижать других женщин. Не слышала, чтобы она с парнями так грубо обращалась.

— Не они дежурили в больнице, когда там сфотографировали заключенного. Она всего лишь спрашивала про Ренника, твоего друга…

— И я сказала правду. Я не имею никакого отношения к смерти Ренни или Мартина Вика…

— Охренительный способ доказывать свою невиновность.

Луиза посмотрела мне в глаза, потом положила ладонь мне на руку, будто мы влюбленная парочка. Я ожидал угроз, запугивания, шантажа, а она вела себя так, будто у нас третье свидание.

— Я и не говорила, что невиновна. Только что не имею отношения к смерти Ренни. Я просто защищала себя.

— От кого?

— Ну, например, от чересчур старательных, закомплексованных женщин-полицейских.

— А может, это я закомплексованный, но старательный и напарница этим пользуется.

— Очень смешно. Посади уже эту стерву на поводок.

Я убрал руку.

— Задела за живое, да? Как вы двое ладите?

— Не знаю, о чем ты, Луиза.

— Ну-ну. Да ты не меньше меня хотел бы ее усмирить.

— Зачем мне это?

Луиза рассмеялась — всем телом, даже белками глаз.

— А зачем хронической отличнице поручили неофициальное расследование в паре с хроническим хулиганом? Чтобы перевоспитать его или добить окончательно?

— Ты ошибаешься…

Луиза облизала губы и наклонилась ко мне: