В воздухе повисло гнетущее молчание. Луиза молчала потому, что чувствовала приближение того самого страха, с которым она боролась всего час назад. А «головорезы», повидавшие на своем веку немало такого, что кровь стынет в жилах, пытались представить себе очередную, может быть, самую жуткую мерзость. Но что толку пугливо молчать в тряпочку? От тишины информации не добавится. Кто-то должен сказать правду. Тот, кто сильнее всех.

– Их всех перетерло живьем, – Строгов смотрел куда-то вдаль, словно воочию видел те жуткие события. – Понятно, за столько лет от мягких тканей не осталось и следа, а вот костный порошок сохранился.

– Представляю, какая здесь бурлила кровавая каша, – задумчиво пробубнил Микульский. Поляк сел на холодную стальную плиту рядом с Луизой. Грабовскому на миг показалось, что у бывалого солдата подкосились ноги.

– Скорее всего, оружие, о котором мы говорим, действует по принципу противометеоритной защиты. Надеюсь, все помнят Ульф? – Грабовский не понаслышке был знаком с беспощадными челюстями силовых полей класса «А-1». Он собственными глазами видел, как перетирали они в пыль скалы, боевые машины и тела «головорезов».

Слова Марка стали первой реальной гипотезой, способной объяснить всю ту чертовщину, которая произошла в туннеле тысячу лет назад. Вроде бы все так, вроде бы все сходится, однако Строгов отрицательно покачал головой.

– Силовые поля непременно перемололи бы и монорельс, и шасси вагонов. А между тем их сдержал какой-то жалкий слой смазки.

– Если уж быть точным, то и монорельс тоже кое-где порядком разъело, а слой смазки не такой уж и тонкий. – Микульский знал, что говорит. Подчиняясь привычке разведчика, он скрупулезно изучил все, что осталось от подземного состава.

– Из этого сам собой вытекает вывод, что оружие накрывает большую площадь, но, выражаясь фигурально, пробивная способность у него никудышная. – Марк взглядом поискал поддержки у Николая.

– Да, – Мастер согласно кивнул. – Высокомолекулярную броню «Сахая-47» вряд ли возьмет.

– Пока не видел здесь ни одного «Сахая», а вот флаеров противника до фига. – Голос подал молчавший до сих пор Георг Шредер. – Если вдруг окажется, что эта штука бьет плотным сгустком, то мы сможем валить их даже на средних высотах.

– Слушайте, братцы, а может, это газ? – Собственная версия осенила Микульского. – Какая-нибудь распыленная в воздухе едкая кислота! Тогда понятно, почему она не пробилась под смазку. Кислоты ведь разъедают далеко не все.

– Вот умник нашелся! – Не стесняясь присутствия дамы, Шредер сплюнул на пол. – А опилки откуда? И еще эти дырки в монорельсе. Словно термиты постарались.

– Термиты, говоришь? – Строгов призадумался. – Это что ж за термиты такие, способные прогрызть высоколегированную сталь?

– Значит, зубы у них из того же самого сплава или даже из чего покруче. – Скорее всего, Шредер и сам не верил в то, что говорил. Так… ляпнул первое, что взбрело в голову.

– Газ не газ, термиты не термиты… хватит гадать на кофейной гуще! Когда найдем, вот тогда и узнаем. – Марк Грабовский покосился на самопальную, еще недавно огненную комету, которую взнуздали и оседлали пятеро отчаянных смельчаков… ну, или придурков. Зависит от того, чем вся эта затея закончится. По крайней мере, в настоящий момент они живы, а реактивный снаряд уже не светится от разогрева.

– Ты прав, – Мастер перехватил взгляд друга. – Время поджимает. Так что, как говорится, свистать всех наверх.

Размеренное покачивание и монотонный негромкий гул двигателя действовали как хорошее снотворное. Да и капитан Огюст Моришаль не очень-то сопротивлялся. Он то проваливался в тяжелое забытье, то возвращался к реальности. И там, и здесь капитана окружали одни и те же персонажи. Но все-таки реальность ему нравилась больше. В ней, по крайней мере, не выли сирены и не громыхали взрывы. После неистовой космической бойни тесный мирок спасательной шлюпки казался оплотом надежности и спокойствия. Подобное ощущение не могло испортить даже то, что капитан оказался в компании существ, чей облик, мягко говоря, слегка отличался от человеческого. Хотя, конечно, чего тут кривить душой, Огюст все же чувствовал некоторый дискомфорт, который складывался из одиночества и полного непонимания того общества, частью которого он оказался. Слава богу, хоть этот здоровенный зеленый ящер, на жилете которого красовались командорские нашивки, довольно сносно говорил по-французски. И где он только этому выучился? Остальные его собратья только поскрипывают да попискивают. А вот Хризик точно так же открывает свою пасть, но совершенно с иным результатом. Человеческие слова так прут из нэйджала, словно он никакой не ящер, а диктор какого-нибудь центрального канала.

Размышляя об инопланетянах, Моришаль тупо уставился в иллюминатор. За толстым стеклом уже третий день подряд маячила одна и та же картина – серый, ничем не примечательный металл защитного блистера. Проходя плотные слои атмосферы, модуль балансировал на грани термической безопасности. Не мудрено, что блистеры заклинило так, будто их специально заварили электросваркой. Конечно, стальные плиты можно было вскрыть резаком, но Хризик решил не тратить на это ни драгоценное время, ни заряд единственной плазменной горелки. Освободили лишь лобовое стекло водителя и сразу в путь.

В шлюпке, а вернее, в планетоходе, в который после посадки трансформировалась спасательная капсула, их оказалось семеро. Четверо харририан, двое нэйджалов и он сам – искатель приключений с планеты Земля. Прошло меньше недели с того момента, как Огюст первый раз столкнулся с представителями других миров. К харририанам он привык практически сразу. Почему бы и не привыкнуть. Очень даже похожи на людей. Две руки, две ноги, глаза, рот, нос… Э… вот тут-то ты, брат, соврал! Носа у харририан и в помине нет. Землянин скосил глаза на сидевшего рядом механика с далекой Агавы. С двух сторон горло харририанина располосовали дыхательные щели. Когда Моришаль увидел их в первый раз, то подумал, что уж очень похожи на жабры небольшой акулы. Вот и сейчас сквозь прозрачный пластик универсального дыхательного синтезатора, который стянул горло харририанина на манер широкого ошейника, «головорез» наблюдал, как вибрируют кожные складки. Они жадно засасывали кислородную смесь, обильно сдобренную приправой из гелия и серы. Это же надо, какой фортель выкинула природа! Огюст удивленно покачал головой. Ртом и говорят, и едят, как мы, как люди, а вот вдохнуть – слабо. Взгляд капитана поднялся немного выше и вонзился в глаза харририанского механика. Складывалось впечатление, что в лицо инопланетянина вросли очки. Такие, знаете ли, большие черные «капли», модные где-то в середине восьмидесятых годов прошлого века. Под ними ни хрена не видать. Одна чернильная мгла, такая же непроглядная, как вечная ночь его родной Агавы. От этого постоянно чудится, что харририане что-то скрывают и нарочно прячут глаза.

Инопланетянин словно почувствовал взгляд человека. Закрыл лицо своей трехпалой рукой. Он делал вид, что скребет лысый череп, но на самом деле действительно заслонялся. Моришаль вспомнил, что кто-то из «головорезов» рассказывал: аборигены Агавы очень чувствительны к любому нажиму, пусть даже и выражающемуся в обычном, слегка затянувшемся взгляде.