— Самое странное, — отпивая кофе, говорит Брейди, когда я повторяю рассказ, — на кой черт им это надо? Кто они вообще такие, эти Корибен?

— В смысле? На сколько я знаю, обычная семья, не супер-богаты, но вполне обеспечены. Отца у Милары нет, воспитывали ее мать и бабушка. Но это все со слов Глоствер, а ей верить…

Я махнула рукой. С того непростого разговора мы с ректором держим нейтралитет, общаясь лишь по делу, и в крайне официальном тоне. Меня должно бы радовать, что исчезли постоянные придирки, но с исчезновением Диеро все это становится блеклым и незначительным.

— Кайли, я не думаю, что ректор Глоствер желает тебе плохого, — осторожно говорит Вики, — сама подумай, зачем ей это?

— Угу. Наверно, за тем же, зачем Миларе с матерью похищать меня.

Бросив это, я встаю, и замираю у окна. Там глубокий вечер, и не видно вообще ни хрена, но мне плевать. Неосознанно потираюсь краем подбородка о закругленный уголок «поисковика», что схватила неосознанно, и прижала к груди.

В последние дни я вообще не расстаюсь с ним. Слиплась и сроднилась, перечитывая наш короткий диалог, и выискивая в нем скрытый смысл. Поначалу казалось, в нем есть игривость и хоть какая-то симпатия, но четыре дня тишины подсказывают, что у Кайли Пруд до фига богатое воображение.

Когда я застукала за изменой Алекса, мне было скорее обидно, чем больно. Ведь он говорил и делал со мной вещи, что означали: «Я лишь твой, без левых кобыл между нами». И я страдала положенные дни, и даже напилась, что вылилось в черте что в итоге…

Но сейчас я понимала, как глупа была тогда. Потому что мои детские ревнилки и страдашки не шли ни в какое сравнение с той гробовой тишиной и сжимающимся в рыданиях сердцем, что были сейчас. Не на показ. Лишь сама с собой. Но в сто раз сильнее, чем с…

От неожиданной мысли я расслабляю руки, и «поисковик» выскальзывает, разбиваясь о пол. Не обращая на это внимания, я медленно разворачиваюсь, и вижу вскочивших друзей.

— Что с тобой, Кайли? Плохо? Больно?

Вики встает прямо передо мной, не зная, чем помочь. Близнецы по обеим сторонам от нее, ощупывают глазами, по большем части упираясь в живот.

— Я дура, — выдыхаю, потому что додумалась до этого только сейчас, — Милары и ее семьи нет, но Алекс-то здесь! И он не знает, что я знаю… Скорее! Его надо допросить!

Я несусь вперед, слыша, как друзья бегут следом. Кабинет Глоствер не далеко, и очень надеюсь, что привычка ректора работать допоздна и на сей раз сработала. Потому что до утра с этой мыслью я просто не доживу…

— То есть вы считаете, что из того разговора следует, будто бы Алекс был в сговоре с семьей Корибен? — глаза на выкате выдвинулись дальше, делая Глоствер еще больше похожей на жабу, — я правильно поняла, адептка Пруд?

Набрав в легкие воздуха, я заговорила, старательно глядя в выглаженную блузку, а не в глаза.

— Ректор Глоствер, я знаю Алекса довольно давно, и за все время за ним не было замечено репутации бабника. Да и с чего Миларе вдруг говорить ему, чтоб он попробовал возобновить наши отношения? Не иначе, как хотела… Ммм…

— Ну? Чего же? — поторопила Глоствер, и я не заметила издевки в ее тоне.

— Не знаю, — вынуждена была выдохнуть я, — но точно уверена, что Алекс в курсе о планах Милары. Насколько я знаю, его ведь не допрашивали о ней? Ведь о их связи никому не известно…

— Кроме вас.

Нет, а я виновата, что среди ночи в академии голодной студентке ни крошки не достать?! Да и не хотела подслушивать, если б не услышала свое имя…

— Хорошо, — все-таки произносит ректор, и изумленно глядит на друзей за моей спиной, — я должна буду сделать официальный вызов в Отдел дознавателям, и привлечь родителей адепта Корсарка. Без них проводить такой серьезный допрос недопустимо…

Мышцы в животе странно сжались при упоминании дознавателей. Кому конкретно она будет звонить? Беру?

— Прямо сейчас можете отправляться спать, а утром займемся этим. Хорошего отдыха, адепты.

Глоствер махнула рукой, отворачиваясь к столу, и перебирая на нем бумаги. А я беспомощно сжимала и разжимала кулаки, не зная, как поступить.

Наконец, договорившись с самоуважением и гордостью, я сделала друзьям жест, чтоб уходили, и дождалась, пока за ними захлопнется дверь.

— Ректор Глоствер… — позвала женщину, и та недоуменно повернулась.

— Я отправила вас в спальню, адептка Пруд, — на удивлении, голос ее звучал мягко.

— Я знаю. Простите, но… У меня есть к вам просьба. Можно?

Если это и удивило ректоршу, то выказывать эмоции она не стала. Просто молча кивнула, что придало мне уверенности.

— Когда вы будете связываться с дознавателями… Я могу присутствовать в этот момент?

Она не может согласиться. Это абсолютно бессмысленно и наверняка противоречит каким-нибудь уставам. Глоствер не из тех, кто играет в глупые студенческие игры, ей и даром не надо помогать кому-то в отношениях…

— Без проблем. Приходи завтра в мой кабинет после завтрака — свяжемся с Отделом, а заодно с родителями адептка Корсарка. Понятно?

— Да… Спасибо?

Я не знаю, почему благодарю с вопросительной интонацией. Видимо, так из меня выражается недоверие ко всему происходящему. Но Глоствер, кажется, все понимает, потому что снова кивает и уже настойчивее просит вернуться в спальню.

После завтрака я мчусь к ней в кабинет как никогда взволнованно. Меня и раньше вызывали сюда, в основном, для выговоров и учебных наказаний, но до этого я плелась к ректору как на каторгу, сейчас же перепрыгиваю через две ступеньки.

— Мисс Пруд? Проходите. Я как раз собиралась звонить…

Она достала специальный «поисковик», мощнее и больше обычных. Я знала от мамы, что такие служат для внутренней связи между академией и различными службами. Глоствер внимательно оглядела мои пылающие отчего-то щеки, хмыкнула, нажала пальцами на экран, и… Вот уж не ожидала — включила громкую связь!

— На здоровье, — пробормотала, не оборачиваясь, на мой немой взгляд, и я даже слегка улыбнулась.

И кто скажет мне, что на уме у этой женщины?

Легкие помехи, громкий «щелк», — и вот я слышу родной до боли хриплый голос.

— Ректор Глоствер? Слушаю.

— Мистер Диеро, доброе утро. Вы не могли бы прислать в академию одного из дознавателей? Как можно скорее, для допроса.

— Что случилось?

— Видите ли, адептка Пруд вспомнила кое-что касательно адепта Корсарка. Это может дать важные подсказки для расследования. Родители ученика уже в курсе, и скоро будут здесь, а с вашей стороны…

— Я буду у вас через час, не раньше. Без меня не начинать допрос.