– Все в порядке?

– Нет! Не в порядке. Совершенно не в порядке! – бурлила я, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями. И тут один весьма не пустой вопрос зародился у меня в переполненной сомнениями голове. – Я только не поняла одного. Стас знает о вас с Ольховским?

– Еп!

– Что за еп? Знает?

– Ну, конечно. Как ты думаешь, если он увидел нас в момент практически наивысшего блаженства, или как там говорят в романах?

– Фу! В общем, он знает. Тогда почему он-то молчит? Почему он-то ничего не скажет Марлене? И вообще всем?

– Вот это вопрос, – кивнула Сашка.

– В смысле?

– А в том смысле, что мой муж Стасик, застав меня в объятиях своего шефа, ничего не сказал ни Марлене, ни вообще кому другому. Молчал, как рыба, хотя нормальный мужик тут же устроил бы грандиозный скандал. Разве нет? Но не Стасик. Он просто ушел.

– Ну, просто он не хочет выметать сор из избы? – предположила я.

Сашка усмехнулась и как-то уж слишком зло сказала:

– Да уж, Стасик мой – очень большой чистюля. И сор выметать не хочет. Причем настолько, что через пару дней после того, как он нас застал… ну, в соитии, так сказать, он мне позвонил и сказал, что хочет, чтобы я тоже молчала.

– Молчала? – опешила я. – Ты?

– Да. Сказал, что требует, чтобы я тоже молчала. Мол, нечего о своем блядстве звенеть на всех углах. И портить людям жизнь. Вот, ты представляешь, какая забота! И от кого? От Стаса! Короче, наорал на меня и велел молчать. Беречь хрупкий брак моего любовника. Каково, а? Что может быть более странного? Может быть, он тоже бережет чувства Марлены? Чтоб ей пусто было! Почему, скажи мне, весь мир так трясется за то, чтобы она не проронила и слезинки? Что в ней такого, что каждому есть дело до ее счастья?

Про то, что папа Карась всегда считал свою дочь ошибкой природы, я, кажется, уже говорила. Так было всегда, а если и не всегда, то никто из нас, во всяком случае, не помнил того времени, когда папа Карась хоть в чем-то Сашку одобрял. Я принимала это как данность. Просто привыкла пропускать мимо ушей все его выпады в Сашкину сторону. Хотя, если вдуматься, это было странно. Вся их семья была странной, честно говоря.

Сашка была единственным их ребенком. Что тут странного, скажете вы? Ничего, если учесть, что Сашкин отец всегда страстно желал быть отцом мальчика. И было бы логично попробовать родить кого-то еще, раз уж получилась такая вот бракованная версия ребенка. Но Сашкин папа не искал легких путей. Действительно, зачем мучиться, делать еще детей. Тем более что тогда был еще СССР, а в нем, как известно, секса не было. А как ты, позвольте спросить, сделаешь ребенка без секса? Сашку они, скорее всего, сделали на картошке. Потому что даже в СССР – на картошке секс все-таки встречался. Но не ехать же ради второго ребенка снова перекапывать колхозные поля? Пришлось работать, так сказать, с имеющимся материалом.

Сашка была нежной, немного полноватой с самого детства девочкой. Папа с завидным постоянством пытался делать вид, что она – спортивный мальчик. Он отдал ее в секцию футбола, причем в ту, где были одни мальчики, специально договорился с тренером. Может, даже взятку дал. Кучу перфокарт, наверное. Там, где работал папа Карасика, только и было что много чая и перфокарт. Денег тогда еще никто никому не давал, все стеснялись. Боялись обидеть деньгами. Что может быть более странного – обидеть деньгами! Как будто нельзя обидеть перфокартами.

– Мы будем приходить за тебя болеть! – воодушевленно кричал он, подталкивая Карасика к спортзалу. И он был страшно возмущен, когда она вдруг начала оттуда проситься. Он запретил ей бросать секцию, несмотря на то, что она плакала и говорила, что мальчики там смеются над ней.

– Была бы мальчиком, не смеялись бы, – сомнительно аргументировал ее папа. Тогда у Карасика нашлись другие методы. Совершенно случайно и уж точно никак не предумышленно ей попали мячом в лицо, отчего у нее немедленно образовалась гематома, сотрясение и кровотечение из носа.

– Вы что же делаете! Разве можно девочку – да в такую секцию? Вы бы ее еще в кикбоксинг отдали! – возмущалась наша педиатр.

А Сашка смотрела на нее с обожанием и на всякий случай продолжала кровоточить из носа. Пришлось папе ее из секции футбола забрать, но он все же не оставил своей мечты сделать из моей Караськи настоящего пацана. Он с завидным постоянством заставлял ее сколачивать табуретки, выпиливать что-то лобзиком. Им, кстати, она попыталась однажды отпилить себе указательный палец, чтобы прекратить истязание нелюбимым занятием. Еще он дарил ей машинки. Те, о которых, видимо, когда-то мечтал сам.

– О, если бы в моем детстве были такие игрушки! – восклицал он, с умилением глядя на мусоровоз.

– Можно мне куклу? – робко просила Сашка.

– Куклы – это для девчонок, – отбрил ее папа. После чего мусоровоз «случайно» выпал из окна и угодил прямо в бак проезжавшего мимо мусоровоза. Папа возмущался и занудствовал целый вечер. Мама в их дела не лезла. Карасикова мама была женщиной интеллигентной, с высшим образованием. Она работала на другом предприятии, но тоже с избытком чая и перфокарт. Но на ее предприятии женский состав явно превалировал над мужским, и в связи с этим у нее на работе кипела бурная социальная жизнь. Основой, вокруг которой сплотились все ее подруги, было оздоровление и продление жизни любыми доступными способами. Они практиковали йогу, передавая с рук на руки тетради с осаннами, нарисованными так, что становились похожими на картинки из камасутры – пока у Карасиковой мамы не защемило какой-то позвонок. Позвонок лечили прикладыванием капустных листьев, заговорами, полосканием рта настойкой шалфея (последнее было странно и нелогично). После того как с йогой кое-как справились (после шалфея в особенности), дамы с маминой работы увлеклись травами в принципе.

– Фитотерапия – это жизнь! – уверенно провозглашали они.

Карасиков дом наполнился ароматом лугов (иногда не очень-то и ароматным, откровенно говоря). Травы стали одним из самых тяжелых испытаний для всего их аквариума – их заставляли есть суп из лебеды и рагу из крапивы с этой… как же ее… снытью. Потом Сашкина мама очень удачно отравилась таежным сбором, в котором, как выяснилось, завелась плесень, и с травами тоже было покончено.

Но фантазия Сашкиных родителей не иссякала. Воистину, ее родители были один другого достойны. Пока папа пытался пристрастить Сашку к качанию мышц и гантелям, мама пекла хлеб на солодовой закваске, от которой воняло во всем доме. Хлеб этот было невозможно есть. Гантель Сашка умело уронила на папину ногу.

Последней его попыткой хоть немного приблизить Сашку к идеалу была идея ходить на рыбалку.

– Мы будем вставать в пять утра. Садиться на электричку. Мать будет варить уху из нашего улова. Нет, мы сами будем ее варить – на костре! – восклицал папа Карась, усаживаясь в кресло перед телевизором. Вообще-то сам он был не очень-то рыбак. И не очень-то спортсмен. И не очень-то культурист. Но верил в себя и не замечал препятствий.